Вообще Гитлер молол столько чепухи, почерпнув невероятное количество всевозможных сведений из шарлатанских брошюр, которых с падением цензурного гнета и у нас развелось предостаточно, что его беспрерывные умствования могут показаться беспорядочной грудой мусора, как это выглядит, скажем, в прекрасном фильме «Молох»: влияние северного сияния на душевные болезни, наклонности чешских усов, стратегические достоинства крапивы… Доминанту не сразу и разглядишь: люди должны быть подчинены единой бесконтрольной воле. Фюрер то планирует предоставить в восточных провинциях как можно больше индивидуальных свобод, чтобы люди там оставались на как можно более низкой ступени развития (свободные люди начинают себя вести как обезьяны); то он сетует, что Гражданская война в США между Севером и Югом разрушила новое великое общественное устройство, основанное на идеях рабства и неравенства, – но принципиально важные суждения часто утопают в расистской ахинее: немецкая часть американского народа – источник его обновления, когда-нибудь она пробудит дух нации против еврейского и балканского отребья. А до тех пор Америка (расовая смесь) не будет опасной.
Любопытно, что о евреях Гитлер порой отзывался едва ли не с восхищением. Он совершено серьезно считал современную экономику созданием евреев: «Это их сверхдержава, которую они развернули поверх власти всех государств мира. Что за гениальное творение, какой изощренный и в то же время простой экономический механизм!» Но два народа не могут быть избранными одновременно – или евреи, или немцы (всегда должно остаться что-то одно: или пить – или есть). По-настоящему, уверял он, борьба и ведется между немцами и евреями – остальное только маска. Несмотря на очевидную нелепость буквального смысла этого утверждения, Гитлер, возможно, имел в виду борьбу двух моделей социального устройства – модели либеральной, основанной на свободном обмене, и модели иерархической, основанной на подчинении низших высшим. Снова вместо взаимного дополнения – борьба на уничтожение. В этом и заключается суть фашизма всех цветов: чудовищная гипертрофия, абсолютизация какого-то (или каких-то) – часто разумного – принципа. Не случайно Раушнинг характеризует Гитлера примерно теми же словами, что Бердяев Ленина: мастер упрощать. И «красный», и «коричневый» фашизм – это бунт энергичной простоты против трагической сложности, неустранимой противоречивости социального бытия. Упростительство Гитлера простиралось даже на вполне специальные вопросы – та же роль евреев в строительстве капитализма должна быть не просто заметной, но именно решающей. Хотя какие-нибудь средневековые Медичи могли бы заткнуть за пояс тогдашних Березовских. Иное дело – наиболее инициативные финансисты и торговцы действительно часто выходили из каких-то национальных или конфессиональных меньшинств, слабо связанных с традиционным укладом, – но нет никаких оснований думать, что евреи на этом поприще отличились существенно круче шотландцев.
Впрочем, истина для Гитлера была делом десятым. «Протоколы сионских мудрецов» – фальшивка? Ну так и что! Антисемитизм – наиболее ценная часть нашего пропагандистского арсенала: нужно все пороки либерализма приписывать проискам евреев, и тогда люди в борьбе с этими происками будут неизбежно приходить к «нашим» идеалам. Ведь чтобы прижать любое меньшинство, требуется отказаться от всеобщего равенства перед законом – а это серьезнейший шаг к фашизму.
Весьма разумно. Сегодняшние коммунисты тоже вполне планомерно расшатывают демократию, делая вид, что ополчаются всего лишь на еврейское засилье. Да и демократический «бардак» служит веским аргументом в пользу тоталитаризма – особенно в качестве реакции на либеральную утопию: развитому обществу, многочисленные части которого выполняют необходимые, но соперничающие функции, действительно нужен человек, принимающий окончательные решения, полагающий предел свободной борьбе социальных сил. Но абсолютизируем – и будем иметь: «Все должны быть рабами одного». По-видимому, повторяю, это общий закон: всякая модель социального устройства, не допускающая внутренних противоречий и неопределенности, точно и окончательно отвечающая на все социальные вопросы, неизбежно является протофашистской. Поэтому окончательная победа над фашизмом невозможна, ибо стремление к максимальной простоте, к непротиворечивым и исчерпывающим моделям всех явлений – одно из тех важнейших свойств нашего разума, которые создали современную науку: все должно быть объяснено, ничто ничему не должно противоречить. И так легко эти правила Аристотелевой логики незаметно распространить на принципы социальной жизни…
Единственное противоядие от простоты фашизма, которая хуже воровства демократии, – прививка трагического мировоззрения, предполагающего мир противоречивым и неисчерпаемым, неуправляемым и непредсказуемым.
Иными словами, мироощущение может быть лишь трагическим или утопическим.
Стараясь уловить сущность фашизма, по-видимому, не следует особенно считаться со сложившейся практикой словоупотребления, ибо фашистскими слишком много раз называли режимы, отнюдь не претендовавшие на радикальное обновление структуры общества, а только жесткими или даже жестокими средствами не позволявшие одной его части поглотить другую. А фашизм – это именно стремление подогнать структуру общества под какой-то заранее избранный идеал, в котором все социальные противоречия будут преодолены раз и навсегда, в котором на все вопросы будет дан раз и навсегда правильный ответ. Если попытаться выразить суть фашизма одним словом, то лучше всего подошло бы, пожалуй, слово «планирование» – тотальное планирование дел и мыслей, предлагающее полное и окончательное разрешение всех конфликтов, в том числе и таких, в которых недопустима победа ни одной из сторон.
Никакие реальные общественные проблемы такого планирования не требуют – его требует лишь психология тоталитарных лидеров. Да-да, социальных причин, с неизбежностью предопределяющих возникновение тоталитаризма, не бывает – бывают только факторы, благоприятствующие его появлению, но возникает он лишь тогда, когда общественное движение, порожденное этими факторами, возглавит тоталитарная личность. То есть личность, не ведающая сомнений, знающая окончательный ответ на все мыслимые вопросы и поклоняющаяся только собственной воле, личность, которую не интересует ни богатство, ни почести, ни даже успех какого-то реального дела – вернее, интересует, но лишь во вторую или десятую очередь, а в первую очередь ей требуется, чтобы все делалось так, как ей когда-то почему-то втемяшилось. Националисту важен международный вес его страны, честолюбцу – слава, корыстолюбцу – золото, ради этого они способны изменять первоначальные планы, вступать в компромиссы, но тоталитарную личность подкупить нечем – ей ничего не нужно, кроме того, чтобы мир жил по ее воле. А что из этого получится – там посмотрим. А во что это обойдется миру – да не все ли равно.
Я подчеркиваю: реальные проблемы, из-за которых массы идут за подобным лидером, нимало его не волнуют – он лишь использует эти проблемы для захвата власти, а власть ему нужна только для того, чтобы все делалось так, как он решил. Рабочие в предреволюционной России действительно хотели улучшить свое положение, солдаты действительно хотели прекратить войну, но для этого совсем не требовалось переустроить Россию по принципу единой фабрики, как это желалось Владимиру Ильичу Ленину. Обладатели собственности в Веймарской Германии тоже безусловно искали защиты от коммунистов, националисты тоже, безусловно, хотели возрождения армии и пересмотра Версальской системы, но для этого вовсе не требовалось учреждать новое мироустройство, основанное на рабстве и расовой селекции, – это была уже персональная мечта Адольфа Гитлера: лидер-прагматик избрал бы неизмеримо более простой и надежный путь, без всех этих супербарочных излишеств.
