Спрашивать было больше не о чем. Потолковали о его собственных делах. О них он тоже говорил с большой ответственностью. Попутно выяснилось, что застреленный в загородном ресторане авторитет был родственником Мурата и даже помог ему однажды вернуть две тысячи долларов, которыми Мурат по благородству души и недостатку опыта выручил одного делягу, впоследствии просто смеявшегося ему в лицо. Но что еще более интересно – родственником ему оказался и убитый там же милицейский чин: в милиции у него вообще было много родственников. Этот факт Мурат проиллюстрировал специфически казахстанским дополнением к известному анекдоту. Маленькая еврейка приходит из школы: «Мама, нам велели завтра прийти в национальной одежде». – «Гриша, ты слышишь: наша дочь уже хочет норковую шубу». Приходит из школы казашонок: «Мама…» – и так далее. «Но где же я возьму такую маленькую милицейскую форму?» – сердится мама.
– Родственники в милиции – лучшее средство от рэкета?
– Очень полагаться тоже не надо, клановые связи тоже распадаются. Но если на меня серьезно наедут, я лучше аптеку закрою. Это же очень серьезное дело, наркотики…
На прощание, пока не совсем стемнело, я попытался в последний раз взглянуть на пойменные дали. Но с бывшего берега можно было разглядеть только, как снежная мгла беснуется среди домишек под обрывом, где проживало воинственное племя, именуемое почему-то колесниками: отправляясь купаться, всякий преодолевал их территорию с некоторым напряжением – чужаку запросто могли начистить рожу только за то, что он чужак. Господи помилуй, неужели это мерзкое разделение «наш – не наш», отказывающееся замечать какие-то иные доблести, неужели даже его еще рано изгонять поганой метлой из нашего и без того не слишком уютного мира? Неужели в мире и в самом деле нет ничего бесполезного?
В краеведческом музее царил дух преемственности: имена партийных секретарей без малейшего подчеркивания перетекали в имена акимов, постановления ЦК КазССР мирно соседствовали с указами президента Республики Казахстан.
Площадь перед акиматом-маслихатом была ярко освещена, словно арена гладиаторских схваток снежных вихрей. А на краешке подступающей тьмы одиноко пританцовывал парнишка-шашлычник, неустанно поддерживавший огонь в своем рассыпающем искры маяке. Я не выдержал: «Один, пожалуйста!» – прокричал я сквозь завывания вьюги. «Сто тенге!» – с невыразимой благодарностью прокричал он и засуетился. Но когда я увидел, что готовых шашлыков у него нет… «Вы сюда, за дерево спрячьтесь», – умолял он меня, укладывая шампур с мороженым мясом на адски сверкающие угли.
Сбежать было невозможно. Укрыться за деревом тоже, ибо ветрище по акдалинскому обыкновению пронизывал с четырех сторон сразу.
Внезапно мы оказались в темноте.
– Наверное, линию электропередачи где-то повалило, – поспешно прокричал парнишка жалобным голосом, чтобы я не подумал, что в этом есть какая-то вина его фирмы.
Борясь с соблазном плюнуть и на тенге, и на шашлык, и на инспекционное любопытство, я все же доплясал до полной шашлычной готовности. «Хлеба, хлеба возьмите, лучше будет», – умоляюще подсовывал мне кусок черного ударник капиталистического труда, и я, уже не опасаясь обжечься, стянул с шампура первый кусок. Он был на диво нежен и сочен. Второй был столь же прекрасен, вот только не холоден и не горяч, а третий уже облеплял рот застывшим салом. «Вы погрейте, погрейте», – от всего сердца втолковывал мне пацан, и я, приплясывая в адских отсветах и завываниях, вертел вертел над жаром и давился куском за куском – хотя в них не было ни единой жилочки.
Лихорадочно растирая щеки, я прокричал слова благодарности и зарысил в мрак. А маяк продолжал мчаться сквозь тьму, рассыпая искры, словно допотопный паровоз.
Снова, наш паровоз, вперед лети!
Утром продолжало задувать и завывать, но погода была явно летная. За три часа до вылета я по телефону высвистал «Пегаса», сердечно простился с Вадимом (Аня, как всегда, была в школе), потом на всякий случай позвонил в аэропорт – рейс был перенесен на два часа по метеоусловиям Алматы. Через два часа мы еще раз простились, уже несколько более формально, а потом и прощаться перестали. Отлет каждый раз переносили на такой срок, чтобы никто никуда не успел отлучиться – а то есть капризники: самолет задержится на какие-нибудь восемь часов, а они билет сдают и едут на поезде.
Когда стемнело, я догадался позвонить уже не в справочную, а знакомому в диспетчерскую, и он по секрету рассказал, что никаких метеоусловий в Алматы нет, а просто у «Эр Казахстан» не хватает самолетов – они ждут, пока какой-нибудь высвободится, а пассажиров тем временем водят за нос. Но когда наконец самолет даже и появится, очень уж ликовать все равно не стоит: в Акдале нет керосина, если даже слить из всех банок, хватит только слетать на дозаправку в Актюбинск, Оренбург…
В полночь справочная раздраженно проквакала, что самолет прибудет через час. «Пегас» притормозил у крыльца ровно через двадцать минут – вот у кого бы поучиться «Эр Казахстану». Еще двадцать минут среди снегов, вспыхивающих в размахах фар, – и я в полуосвещенном почти пустом аэровокзале. После мороза лишь минут через пять начинаешь чувствовать, что плюс восемь не так уж и тепло, надо время от времени спускаться в подвал помахать руками и побегать взад-вперед мимо табличек «Туалет», «Камера хранения» и «Намаз бол-меси» с пояснением на русском и английском «Комната для молитв». Запасшись теплом у дверей храма, я возвращался на лавку и старался разобрать, о чем толкуют в русскоязычной (наконец-то это словцо сделалось уместным) печати Алматы и Акдалы.
Появились специальные рубрики «Президент», «Правительство», «Парламент». Косяком шли тендерные комиссии, инвестиции, банки, курсы доллара: «Жезказган-цветмет», «Мангистаумунайгаз», «Казахром», «Алюминий Казахстана» активно участвовали в общественной жизни. Борьба с организованной преступностью сопровождала путь гигантов. Предлагалась мебель из Румынии, Франции, Испании, Германии, России и Белоруссии – мир стучался во все окна. Лучшие умы размышляли о «Стратегии-2030» (двадцать тридцать), посылая правительству предостережения не навести на страну «голландскую болезнь» слишком роскошными социальными программами за счет легких сырьевых денег – а то народ может утратить инициативность, во всем надеясь на государство. Эта цель, похоже, уже достигнута – особой веры в государство не замечается, можно перейти к более сложному этапу: развитие экспортоориентированных отраслей промышленности.
Нет, в газетах не только троекратное «ура!» – выступление премьер-министра лишь очень тонкий знаток мог бы отличить от нашего: жесткая кредитно-денежная и налогово-бюджетная политика, структурная перестройка, турецкая помощь малоимущим, завершение приватизации, стимулирование инвестиций, отмена необоснованных налоговых льгот, поддержка среднего и малого бизнеса, борьба с коррупцией…
Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (Китай, Россия, Турция, Израиль, Узбекистан, Таджикистан, Афганистан).
Министр внутренних дел сетует, что в кабинетах следователей орет радио, торчат посторонние люди – нет никакого ощущения, что ты находишься в государственном учреждении, снижается и качество проведения осмотра места происшествия (Генка в этом мастак); об оппозиции – у них нет позиции ни по казачеству, ни по курдским экстремистам, ни по сепаратизму. «Я апологет порядочности, и поэтому мы должны защищать общественный порядок». Но все равно на их митинги никто не ходит. Хотя они и пытаются спекулировать на избиении одного из своих лидеров, но наши правоохранительные органы до такого не опустятся.
