Другой важнейшей причиной была оголтелая русофобия, которая царила в американской прессе и политике. Её не было в народе, не было даже в среде интеллигенции, во всяком случае, значительной её части, – русофобия исходила от власти и от прислужников её – СМИ. Мне хотелось бы взглянуть на эту проблему с особой точки зрения, поэтому я решил посвятить ей отдельную главу.
1. Мария и Юрий Мамлеевы Итака, штат Нью-Йорк
2. Мария Мамлеева в библиотеке Корнельского университета
3. Мария Мамлеева, Олег Целков, Юрий Мамлеев в мастерской
4. Вагрич Бахчанян, Юрий Мамлеев, Мария Мамлеева
5. Писатель Эдуард Лимонов
6. Писатель Джеймс Макконки
7. Юрий Мамлеев
8–9. Юрий Мамлеев подписывает свои книги на авторском вечере в Корнельском университете Итака, Нью-Йорк, 1979
10. Юрий Мамлеев на крыше дома в Итаке
Русофобия
Говоря о русофобии, должен заметить, что лично к нам в Штатах относились нормально, хотя мы и были русскими. Но кроме того, мы ведь были «беженцами» из Советского Союза, «гонимыми», поэтому особых проблем не возникало. Однако под русофобией я в данном случае подразумеваю глобальное политическое явление, которое, конечно, вызывало у нас, мягко говоря, отрицательную реакцию, поскольку касалось нашей страны и её положения в мире.
Вообще говоря, когда напрямую оскорбляют народ, к которому ты принадлежишь, подобные вещи с трудом прощаются, как известно из истории. Хотя, например, взаимные анекдоты французов об англичанах, англичан о французах и так далее до бесконечности проходят на ура. Но ясно, что в данном случае это совершенно безобидное явление. Однако политика, как известно, вещь далеко не безобидная.
Итак, в чём, собственно говоря, заключалась русофобия? Мы были знакомы с общей ситуацией в западном мире – через газеты, телевидение, встречи с людьми и так далее – и чувствовали, что русофобская пропаганда льётся мутным, патологическим потоком. Целью было оболгать Россию, русских и братские народы. Доходило до того, что, например, когда в газетах сообщалось о каких-то достижениях Советского Союза, скажем, об успехах в космосе не военного порядка, то обычно употреблялось слово «советские» («советские запустили мирную ракету на луну»). Когда же речь заходила о каких-то негативных явлениях, наш народ всегда называли «русскими» («русские угрожают Афганистану»). Даже в каких-то совсем незначительных, но негативных мелочах, всегда употреблялся этот эпитет – «русские». Эта патологическая русофобия была нелепой и непрерывной. Цель была проста – превратить Россию в некое средоточие зла, – обычный приём против своего врага, но в Америке это делалось с каким-то истеричным надрывом. Причём обвинительные доводы были абсолютно нелепы, особенно когда заглядывали в историю. Ненавидели не просто Советский Союз, но и всю историческую Россию в целом – во всём она была виновата, всё зло шло от неё, а другие – убийцы и колонизаторы – они были ангелами. В таком духе. Всё это было абсурдно и примитивно, и об этом было написано в школьных учебниках… Абсурд был на грани идиотизма – что бы ни происходило, во всём была виновата Россия. Причём поражали наглость и тупость, с какими весь этот абсурд подавался. Видимо, это был такой принцип, потому что в Соединённых Штатах люди по большей части невежественны; многие из них не знают, где расположен Париж.
Однако тупость тупостью, но проблема залегала куда глубже, и сквозь завесу абсурда совершенно явно просвечивала определённая политика, которая состояла в борьбе именно против России, а не только коммунистической системы СССР. И если бы Запад одержал победу в этой борьбе, то, Россия скорее всего просто прекратила бы своё существование, по крайней мере, как государство. Слишком сильна была болезненно-негативная реакция на нашу страну. Почему?
Суть заключалась в очень простом явлении. После Второй мировой войны американская мощь достигла своего апогея, и единственным препятствием для установления мирового господства США была, конечно, Россия. Если бы не Россия, осуществилась бы мечта о мировом господстве и построении общества по американскому образцу. С точки зрения американцев, если бы не мы, то в мире всё было бы в порядке. Они были бы господами, и всё было бы хорошо.
Ситуацию с русофобией мы переживали весьма болезненно. Надо сказать, конечно, что на уровне интеллигенции, на уровне русской культуры со стороны Америки было огромное уважение к русской классике, которая была лицом России. Я имею в виду Пушкина, Толстого, Достоевского и всю нашу классическую русскую литературу, которая в XX веке венчается Булгаковым и Платоновым. Великая русская литература – это было наше завоевание, и на Западе не было той силы, которая могла бы это отрицать, что-то этому противопоставить. Это был наш оплот во веки веков, и с этим невозможно было поспорить. Хотелось, конечно, но увы, потому что, например, Достоевский считался писателем номер один, лучшим писателем в мире, и с этим ничего нельзя было поделать. Таким образом, престиж русской литературы основал неувядаемый, вечный образ великой России. Когда речь шла о чём-то хорошем в России, отказать нам в этом было невозможно. Кстати, существуют глубокие американские исследования о Гоголе… И тем не менее культура – это одно, а политика – совсем другое.
Однажды я беседовал с одним американским социологом, чехом по происхождению. Этот чех высказался в том ключе, что у Советского Союза (имена нашей страны блуждали в его речи – он называл нас то «Советским Союзом», то «Россией») существует две линии защиты. Он имел в виду защиту не военную, а идеологическую, мировоззренческую, благодаря которой люди и образуют своё собственное бытие, свою собственную природу. К первой линии защиты он отнёс коммунизм, сказав, что это невероятно сильная идеология по существу, потому что её суть в восстании бедных против богатых. Он говорил просто, по-американски. Бедных, говорил он, в мире большинство; их миллиарды. Богатых стран маловато, да к тому же и там есть бедные. В общем, коммунизм есть восстание бедных против богатых, особенно сверхбогатых, которые командуют всем. Он говорил, что этот стержень очень мощный. Но как раз его мы, американцы (продолжал этот чех), можем сломать. Во всяком случае, попытаемся. Почему – потому что этот стержень «работает» исключительно в разгар революционного времени, когда народ голодает, негодует и ненавидит буржуев. Но в Советском Союзе уже прошло слишком много времени с тех пор как начали строить социализм-коммунизм, и обнаружились пробелы в этом «строительстве», выяснилось, что далеко не всё здесь продумано, и это не могло не вызвать у людей недовольства и разочарования. Таким образом, выявилась уязвимость данной идеологии, и её обнаружило время. Одно дело, когда эта идеология распространялась в бедных странах в эпоху угнетения рабочего класса, и совсем другое – когда она стала зиждиться на бюрократии, уже в стране «развитого социализма», успевшей нажить массу пороков и совершить кучу ошибок. Тут уже в народе растёт новое раздражение, поскольку людям обещали одно, а получилось другое. Впрочем, здесь можно много спорить, заключил этот социолог, – тема очень ядовитая.
