– Как внезапно пришли, так внезапно и уйдут. Но не скоро.
И они ушли не скоро – через 70 лет. Я помню, как многих глубоких и честных людей, как в России, так и в эмиграции охватил ужас, потому что было ощущение, что страна просто сама по себе хочет уйти из истории, исчезнуть.
То, что произошло в 1991 году, было продолжением наших надежд и опасений. Я был необычайно рад, что России возвратилось её священное имя. «Советский Союз» – это было механическим сочетанием слов, лишённым сакральности, а вот «Россия» – это совершенно другое. Это изменение названия сразу воскресило связь со всей тысячелетней историей России. И дотысячелетней, доисторической, таинственной России, возникшей на Севере, о которой мы почти ничего не знаем. Самовосстановление этого слова внушало то, что Россия останется неколебимой, что так или иначе она выберется из ловушки, в которую попала, и исполнит своё предназначение.
Лозунг первых дней перестройки – «берите столько, сколько сможете», конечно, был ужасен. Но гораздо более страшным был другой лозунг, который не рекламировался, но на деле осуществлялся – «разрушайте всё, что можете». Все разрушительные силы, которые обрушили на нас наши давние противники, ставшие вдруг друзьями, – всё это превращало мировую историю и в трагедию, и в нечто загадочное, тревожное по поводу общей судьбы рода человеческого. В то же время было ясно, что этим разрушительным действиям можно противостоять. Я не имею в виду появившееся сопротивление снизу, всевозможные партии и прочее, я имею в виду сопротивление на самом верху. Оно, без сомнения, было. Наверху было много людей, которые делали всё для спасения России. Но опасность была, и если бы не силы сопротивления, Россия просто бы не выжила. Было бы введено внешнее управление, и наша страна превратилась бы в колонию со всеми вытекающими последствиями.
Но наиболее опасными были результаты перестройки в сознании людей. Если прочесть газеты и журналы 90-х годов, особенно некоторые статьи, то волосы просто встанут дыбом, потому что открытым текстом писались вещи, которые могли происходить только в оккупированной стране; там предлагалась просто капитуляция, даже в системе обороны. То есть это могло привести попросту к потере обороноспособности страны. Хотя, конечно, это были всего лишь статьи. Одним словом, Россия снова принесла себя в жертву. Если в 1917 году и в последующих она принесла себя в жертву ради мировой революции, ради бунта бедных и отчаявшихся против богатых и тупых, то сейчас она принесла в жертву свою безопасность во всех смыслах этого слова – не только экономическую и политическую, но и духовную, потому что очень быстро удалось вселить в людей дух стяжательства, дух непомерного, дикого желания обогащаться несмотря ни на какие преграды. Это просто была потеря человеческого образа, и люди не отдавали себе отчёта, какую страшную цену им придётся за это платить. Кстати, огромным утешением было восстановление православной церкви и постепенное вовлечение бывших неверующих и колеблющихся в лоно православия. Каким бы наивным это ни было сначала в смысле познания христианского учения, но люди входили в это лоно, которое могло обеспечить их бытие после смерти, могло защитить их, могло сделать то, что во всех религиях называется «спасением» – спасением от падения вниз, в низшее существование, неизбежно связанное со страданием.
Ну и, всё-таки, конечно, запах свободы был тоже мил, с этим не поспоришь. Да, страна была в опасном состоянии, но свобода была налицо, и мы пользовались ей, наконец-то получив возможность публиковаться в родной стране. Но мы с Машей, да и наше окружение, не забывали о том, что свобода двулика, и один её лик – Божий, а другой – дьявольский. Дьявольская свобода ведёт к гибели, как и свобода джунглей.
Мы стояли у порога совершенно новой жизни, которая началась с 1992 года. В 1993-м мы вернулись в Россию насовсем, и в этом же году увидела свет моя первая философская работа «Судьба бытия» в бывшем советском журнале «Вопросы философии», бывшим главным философским журналом СССР и ставшим главным философским журналом России. И также уже в 1992 году вышел большой том собрания моих художественных произведений. Тем не менее, как бы ни было опасно то, что творилось вокруг, мы осознавали, что всё это является частью, если говорить уже совершенно глобально, той космологической духовной катастрофы, в которую попало человечество, когда оно вошло в цикл Кали-Юги, в цикл духовного падения. Спасала религия, но тогда, когда религия была вытеснена и заменена верой в золотого тельца и другие иллюзорные цели, то наступило действительно страшное время, когда человеческая цивилизация вдруг превратилась в фабрику, поставляющую души в ад. Потому что, начиная с XX века, имели место такое отторжение духовных ценностей, такая профанация и такая кровожадность мировой истории, соединённая с духовным идиотизмом, что ничего подобного не было никогда. Была жестокость, была кровь, но когда это соединялось с идиотизмом в духовной сфере, с отказом от всего, чем жило древнее человечество, от всех связей с высшими мирами и с Богом, всё это было профанировано, отвергнуто и залито человеческой кровью, то возникало чувство глубокого сострадания и жалости к роду человеческому. Но вместе с тем интуитивно чувствовалось, что не всё кончено, разумеется, что Россия предназначена для важнейших духовных свершений – не только как государство, но и как духовная реальность. Что такие страны Востока, как, например, Индия никогда не лишатся своей духовности, и, таким образом, не всё потеряно. Тем более что Восток всегда был и останется загадкой.
Другим важнейшим чувством было то, что на протяжении веков Запад нападал на Россию. Вспомним смутное время, Карла XII, Шведскую империю, Наполеона, Гитлера, я не говорю уже о других моментах, и вот подвернулась возможность действительно заключить мир между противостоящими сторонами. Но эта возможность была растоптана, потому что вместо равных, дружеских отношений получалось скрытое продолжение холодной войны, то есть разрушительной работы против России, что мы и видим сейчас, в XXI столетии. Жаль, потому что равновесие (я уж не говорю о мире и о дружбе) между разными цивилизациями является единственным выходом из адского круга мировой жизни. В конце концов или это кончится Третьей мировой войной, то есть ядерной катастрофой, или всё же будет найден путь к сосуществованию разных цивилизаций, потому что идея мирового господства одного государства – это самая чёрная, самая жуткая идея, которая обрекает на страдания не только другие страны, но и самого претендента. Поэтому, желаю, всё-таки, – я не скажу «любви», – но хотя бы тех отношений, которые существуют между людьми (а между людьми существуют и любовь, и дружба, и все человеческие явления), чтобы хотя бы мизерная доля всего этого существовала между государствами, чтобы закончилась эта самоубийственная ненависть, чтобы мы жили в мире с США, Европой, с Китаем и так далее. Кто-то скажет, что это иллюзия… Я не думаю, чтобы это было в полной мере иллюзией. Каким-то образом нормальные отношения в мире восторжествуют – пусть не благодаря любви, пусть благодаря страху и здравому смыслу. Мы в России желаем благополучия и счастья всем народам, включая те государства, которые сейчас враждуют с нами.
Даже такое нереальное в мировой политике явление, как любовь, временами может торжествовать. Я уже упоминал случай Льва Толстого, Ганди и Индии. Это было доказано даже историей, когда освобождение от страшного британского владычества Индии было осуществлено Ганди по принципу непротивления злу насилием, то есть по учению Льва Толстого. Недаром памятник ему стоит в Нью-Дели на самом почётном месте, ибо Ганди руководствовался Толстым в своей революции. Потом кровь всё-таки пролилась благодаря исламскому взрыву, но освобождение осуществилось ненасильственно. Это урок. Толстой – это антиЛенин. И если бы люди последовали за Толстым, то мир сейчас был бы другим. Но проблема заключалась в том, что его требования были слишком высоки. Они были просты, но в то же время недостижимы по тому состоянию рода человеческого, в каковом он пребывал на тот момент (начало XX века). Учение Толстого было основано на преображении человеческой души, а это было значительно труднее, чем изменить экономику, социальный строй и так далее. Но подобные изменения ни к чему не ведут, кроме смены одних правителей другими. Так и писал Толстой по поводу идиотской теории Маркса. Но всё же идея Толстого, пусть и частично, осуществилась в Индии.
