— Короткий роббер, — заметил Парри. Молчание было нарушено, карты в беспорядке лежали на столе.
— Да, милорд, — сказал Хорнблауэр.
Буш, все примечавший внимательным взглядом, заметил, как Хорнблауэр запустил руку в нагрудный карман и вытащил тонкую пачку однофунтовых бумажек. Буш заметил также, что, когда он расплатился, в карман вернулась одна-единственная бумажка.
— Фортуна необычайно жестока к вам, — заметил Парри, пряча выигрыш. — Те два раза, что вы сдавали, вскрытый вами козырь оказывался у вас единственным. Не припомню случая, чтоб сдающему дважды подряд доставался единственный козырь.
— Если играть достаточно долго, милорд, — сказал Хорнблауэр, — может выпасть любая мыслимая комбинация карт.
Он говорил с вежливым безразличием, которое заставило Буша на минуту подумать, что, может, проигрыш не так и велик. Тут он вспомнил одинокую бумажку, которую Хорнблауэр сунул в карман.
— И все же редко приходится наблюдать такое устойчивое невезенье, — сказал Парри. — При том, что играете вы превосходно, мистер… простите, пожалуйста, но ваша фамилия ускользнула от меня, когда нас представляли.
— Хорнблауэр, — сказал Хорнблауэр.
— Ах да, конечно. Почему-то ваша фамилия мне знакома.
Буш быстро взглянул на Хорнблауэра. Никогда не было у того такой прекрасной возможности напомнить члену Адмиралтейского совета, что его не утвердили в звании капитан-лейтенанта.
— Когда я был мичманом, милорд, — сказал Хорнблауэр, — меня укачало на якорной стоянке в Спитхеде. Я полагаю, об этом говорили.
— Похоже, я слышал о вас по какому-то другому поводу, — ответил Парри. — Но мы отвлеклись от того, что я собирался сказать. Я собирался выразить сожаление, что не могу немедленно дать вам реванш, хотя был бы счастлив случаю вновь наблюдать вашу игру.
— Вы слишком добры, — сказал Хорнблауэр, и Буш сморгнул. Он моргал с тех самых пор, как Хорнблауэр сознательно упустил такую блестящую возможность. В последних словах чувствовалась ироничная горечь, и Буш боялся, как бы адмирал ее ни заметил. Но к счастью, адмирал знал Хорнблауэра не так хорошо, как Буш.
— К сожалению, — сказал Парри, — я обедаю с адмиралом Ламбертом.
Это совпадение заставило Хорнблауэра на минуту стать человеком.
— С адмиралом Ламбертом, милорд?
— Да. Вы его знаете?
— Я имел честь служить под его началом на Ямайке. Вот мистер Буш, он командовал десантом со «Славы», добившимся капитуляции Санто-Доминго.
— Очень приятно, мистер Буш, — сказал Парри. Было очевидно, что если ему и приятно, то не чрезмерно. Член Адмиралтейского совета может почувствовать неловкость, когда ему представляют безработного лейтенанта с выдающимся послужным списком. Парри, не теряя времени, повернулся к Хорнблауэру.
— Я хотел бы, — сказал он, — убедить адмирала Ламберта вернуться сюда со мной после обеда, чтобы мы могли предложить вам реванш. Найдем мы вас здесь в таком случае?
— Сочту за честь, милорд. — Хорнблауэр поклонился, но Буш заметил, что он машинально потянулся пальцами к почти опустевшему нагрудному карману.
— Тогда не будете ли вы так любезны заключить предварительную договоренность? За адмирала Ламберта я ручаться не могу, но приложу все усилия, чтоб его убедить.
— Я обедаю с мистером Бушем, милорд. Но я последний, кто будет возражать.
— Значит мы, насколько можно, условились?
— Да, милорд.
Парри удалился в сопровождении флаг-адъютанта (тот сидел за столом четвертым) с достоинством и торжественностью, которые пристали пэру, адмиралу и члену Адмиралтейского совета. Хорнблауэр широко улыбнулся Бушу.
— Как вы думаете, не пора ли и нам пообедать? — спросил он.
— Пора, — ответил Буш.
Харчевню на Боад-стрит держал одноногий моряк. Помогал ему сын-подросток. Два лейтенанта уселись на дубовые скамьи у низкого дубового стола, поставили ноги в опилки и заказали обед.
— Эль? — спросил мальчик.
— Нет. Эля не надо, — сказал Хорнблауэр.
Поведение мальчика недвусмысленно показывало, что он думает о флотских джентльменах, которые едят четырехпенсовое дежурное блюдо и ничем его не запивают. Он швырнул на стол тарелки с едой: вареное мясо (мяса было немного), картошка, морковка, пастернак, перловка и пол-ложки горохового пудинга — все это плавало в жидкой подливке.
— Но голод утоляет, — сказал Хорнблауэр.
Может так оно и было, но Хорнблауэр, судя по всему, уже давно не утолял голод. Он начал есть с напускным безразличием, но с каждой ложкой аппетит его рос, а выдержка ослабевала. С невероятной быстротой он опорожнил тарелку, начисто вытер ее хлебом и съел хлеб. Буш и сам ел не медленно, и для него оказалось неожиданностью, что Хорнблауэр съел все подчистую, а его тарелка только наполовину пуста. Хорнблауэр нервно засмеялся.
— Когда ешь один, появляются дурные привычки, — сказал он. Неловкое объяснение — он был явно смущен.
Чтобы исправить впечатление, Хорнблауэр с величественным видом откинулся на спинку скамьи и в довершение картины сунул руки в боковые карманы сюртука. Вдруг он изменился в лице. Щеки, и без того не пышущие румянцем, побелели совсем. В глазах появился испуг, даже ужас. Буш встревожился: он решил, что у Хорнблауэра удар, и только после этой первой мысли связал перемену в лице своего друга с тем, что тот сунул руки в карманы. Но даже человек, обнаруживший в кармане змею, не придет в такой дикий ужас.
— В чем дело? — спросил Буш. — Бога ради…
Хорнблауэр медленно вытащил из кармана правую руку. Некоторое время он держал ее зажатой, потом медленно-медленно, неохотно, как человек, боящийся своей судьбы, разогнул пальцы. Ничего страшного — на ладони у него лежала серебряная монетка.
— Не из-за чего переживать, — сказал Буш в полном изумлении. — Я и сам был бы не прочь найти в кармане полкроны.
— Но… но… — запинался Хорнблауэр.
Буш начал о чем-то догадываться.
— Сегодня утром ее здесь не было, — сказал Хорнблауэр и улыбнулся прежней горькой улыбкой. — Я слишком хорошо знаю, какие монеты у меня в кармане.
— Еще бы, — согласился Буш, но даже теперь, припомнив утренние события и сделав очевидные умозаключения, он не понимал, из-за чего Хорнблауэр так разволновался. — Это та баба тебе подложила?
— Да, Мария, — сказал Хорнблауэр. — Это ее деньги. Для этого она и взяла чистить мой сюртук.
— Добрая душа, — заметил Буш.
— О, Господи, — простонал Хорнблауэр. — Но я не могу… не могу…
— Но почему же нет? — Буш искренне недоумевал.
— Нет, — сказал Хорнблауэр. — Это… это… Лучше б она этого не делала. Бедная девушка.
— «Бедная девушка», черт возьми! — воскликнул Буш. — Она просто хотела сделать вам приятное.
