Хорнблауэр некоторое время глядел на него, ничего не говоря, потом безнадежно махнул рукой, словно поняв, что никогда не заставит Буша взглянуть на дело со своей точки зрения.
— Думать вы можете, что хотите, — упрямо сказал Буш, не собираясь сдаваться, — но незачем вести себя так, словно только что высадились французы, из-за того, что девушка сунула вам в карман полкроны.
— Как же вы не понимаете… — начал Хорнблауэр и бросил всякие попытки объясниться. Под изумленным взглядом Буша он взял себя в руки. Страдание исчезло с его лица, сменившись прежним непроницаемым выражением, как если бы Хорнблауэр опустил на лицо забрало.
— Очень хорошо, — сказал он. — Мы используем эти полкроны в полной мере, клянусь Богом!
Он постучал по столу.
— Эй!
— Да, сэр.
— Пинту вина. Пусть кто-нибудь сбегает и купит ее немедленно. Пинту вина — портвейна.
— Да, сэр.
— Какой сегодня пудинг?
— На нутряном жире с коринкой.
— Хорошо. Давайте пудинг. Обоим. И полейте его вареньем.
Чего Буш не ожидал, так это, что Хорнблауэр отодвинет тарелку с большим недоеденным ломтем пудинга. И он лишь разок куснул сыр, даже не распробовав его вкус. Хорнблауэр поднял стакан, Буш последовал его примеру.
— За прелестную леди, — сказал Хорнблауэр. Они выпили, и Хорнблауэр беспечно подмигнул Бушу. Это Буша обеспокоило, и он сказал себе, что устал от Хорнблауэровых вспышек. Он решил сменить тему, гордясь, как тактично ему это удалось.
— За успешный вечер, — сказал он, в свою очередь поднимая стакан.
— Своевременный тост, — заметил Хорнблауэр.
— Вы можете еще играть? — спросил Буш.
— Естественно.
— И выдержите еще ряд проигрышей?
— Еще роббер я проиграть могу, — ответил Хорнблауэр.
— Ох.
— С другой стороны, если я выиграю первый, я смогу позволить себе два проигрыша. А если я выиграю первый и второй, я спокойно могу проиграть следующие три.
— Ох.
Это звучало не слишком обнадеживающе, а сверкающие глаза на каменном лице и вовсе выводили Буша из равновесия. Он заерзал и решил снова переменить разговор.
— «Гастингс» снова берут на действительную службу, — сказал он. — Вы слышали?
— Да. Три лейтенанта, все трое выбраны два месяца тому назад.
— Боюсь, что так.
— Но придет и наше время, — сказал Хорнблауэр. — Выпьем за это.
— Как вы думаете, приведет Парри Ламберта в «Длинные Комнаты»? — спросил Буш, отрывая от губ стакан.
— Не сомневаюсь, — ответил Хорнблауэр. Он снова забеспокоился.
— Мне скоро надо будет возвращаться, — сказал он. — Парри может поторопить Ламберта.
— Наверно, — согласился Буш, собираясь вставать.
— Если вы хотите, можете со мной не ходить, — заметил Хорнблауэр. — Вам, наверно, скучно сидеть там без дела.
— Ни за что на свете не откажусь, — сказал Буш.
XX
В «Длинных Комнатах» было людно. Почти за каждым столом во внешней комнате сосредоточено играли в серьезные игры, а из-за занавеса, отделявшего внутреннюю комнату, доносился беспрестанный гул — там играли шумно и азартно. Но для Буша, в тревоге стоявшего у огня, обмениваясь время от времени рассеянными репликами с подходившими и отходившими людьми, существовал лишь один стол, тот, за которым сидел Хорнблауэр в чрезвычайно изысканном обществе. Он играл с двумя адмиралами и полковником от инфантерии. Последний был толстый мужчина с лицом почти таким же красным, как его мундир. Его Парри привел вместе с Ламбертом. Флаг-адъютант, прежде игравший с Парри, был отодвинут теперь на роль наблюдателя и стоял рядом с Бушем, время от времени отпуская невразумительные замечания по ходу игры. Маркиз несколько раз заглядывал в комнату. Буш заметил, что он с одобрением останавливается взглядом на том же самом столе. Неважно, хотят ли играть другие, неважно, что правила комнаты позволяли любому из посетителей подсесть к столу по завершении роббера: компания, включавшая двух адмиралов и одного полковника, могла делать, что ей заблагорассудится.
К невероятному облегчению Буша Хорнблауэр выиграл первый роббер, хотя Буш, не понимая игры, не знал, кто выиграл, пока не смешали карты и не начали расплачиваться. Он увидел, как Хорнблауэр убирает деньги в нагрудный карман.
— Как было бы приятно, — сказал адмирал Парри, — если бы мы вернулись к прежним деньгам, правда? Если бы страна отказалась от этих грязных бумажек и восстановили старые добрые золотые гинеи?
— Да уж, — сказал полковник.
— Портовые акулы, — заметил Ламберт, — поджидают каждое судно, идущее из-за границы. Двадцать три шиллинга и шесть пенсов дают они за гинею, и можете быть уверены, она стоит больше.
Парри что-то вынул из кармана и положил на стол.
— Видите, Бони восстановил французские деньги, — сказал он. — Теперь это называется наполеонодор, поскольку он пожизненный почетный консул. Монета в двадцать франков — раньше мы звали ее луидор.
— «Наполеон, первый консул», — прочел полковник, с любопытством разглядывая монету, прежде чем положить ее на стол. — «Французская республика».
— Сплошное лицемерие, — заметил Парри. — Со времен Нерона не было худшей тирании.
— Мы ему покажем, — сказал Ламберт.
— Аминь, — заключил Парри и спрятал монету в карман. — Но мы отвлеклись от дела. Боюсь, это моя вина. Давайте снимем. А, на этот раз, полковник, вы мой партнер. Изволите сесть напротив меня? Забыл поблагодарить вас, мистер Хорнблауэр, вы — великолепный партнер.
— Вы слишком добры, милорд, — сказал Хорнблауэр, садясь на стул справа от адмирала.
Следующий роббер прошел в молчании.
— Я рад, что карты в конце концов смилостивились над вами, мистер Хорнблауэр, — сказал Парри. — Хотя наши онеры и уменьшили ваш выигрыш. Пятнадцать шиллингов, насколько я понимаю?
— Спасибо, — сказал Хорнблауэр, забирая деньги. Буш вспомнил, как Хорнблауэр говорил, что сможет проиграть три роббера, если выиграет два.
— По мне ставки чертовски малы, — сказал полковник. — Может увеличим?
— Это решать обществу, — ответил Парри. — Я сам ничего не имею против. Полкроны вместо шиллинга? Давайте спросим мистера Хорнблауэра.
Буш с новой тревогой взглянул на друга.
— Как вам будет угодно, милорд, — сказал Хорнблауэр с напускным безразличием.
— Сэр Ричард?
— Не возражаю, — ответил Ламберт.
— Значит, полкроны взятка, — сказал Парри. — Слуга, новую колоду, пожалуйста.
Буш лихорадочно пересчитывал в уме, сколько проигрышей может позволить себе Хорнблауэр. Ставки почти утроились и будет плохо, если Хорнблауэр проиграет хотя бы один роббер.