— Не шевелитесь, — сказал Эйзенбейс. — Не то у нас будет воспаление.
Маккулумуже не раз морщился от боли, сделав неосторожное движение. Он больше не выглядел довольным, только усталым.
— Они начнут прямо сейчас, — сказал он, не отрывая голову от подушки. — Вот этот — я называю его Луни — будет за старшего. Я сказал им, что тут нет акул. Обычно, пока один спускается на дно, двое других молятся — они все трое заклинатели акул. Хорошо, что они видели, как секут кошками. Я пообещал им, что если они будут артачиться, то испробуют кошек.
Хорнблауэр сам видел, в какой ужас это повергло щебечущих, похожих на птиц цейлонцев.
— Забирайте их, — сказал Маккулум.
Баркас и катер ушли за водой и провиантом, остались только гичка и ялик. В гичку набилось слишком много народу — четыре матроса на веслах, трое ныряльщиков на носу, Хорнблауэр и Лидбитер на корме. Хорнблауэр не устоял, чтоб лично не поучаствовать в первой попытке. Он составил достаточно скептическое представление о том, насколько хорошо Маккулум говорит на языке ныряльщиков. Объяснялся он, как полагал Хорнблауэр, с помощью нескольких существительных и глаголов, а также жестов, не стремясь к правильному произношению и пренебрегая грамматикой. Маккулум владел цейлонским несравненно хуже, чем Хорнблауэр испанским и даже французским, и это Хорнблауэра огорчало. Он думал обо всем этом, ведя гичку по легким волнам — рассветный штиль уже сменился умеренным бризом, морщившим поверхность залива.
Они добрались до первого буйка — доски с привязанной веревкой, подпрыгивающей на волнах. Хорнблауэр взглядом поискал остальные. Установив гичку в центре отмеченной буйками области, он посмотрел на ныряльщиков.
— Луни, — скомандовал он.
Начав приглядываться, он вскоре научился различать цейлонцев между собой. Прежде они казались ему чуть ли не тройняшками.
Луни встал и бросил за борт шлюпочную кошку. Она быстро пошла вниз и потащила через планширь свернутый в бухту трос. Луни медленно разделся донага, потом сел на планширь и свесил ноги в воду. Как только они коснулись ледяной воды, он вскрикнул. Двое других тоже закричали тревожно и сочувствующе.
— Подтолкнуть его, сэр? — спросил баковый гребец.
— Нет, — сказал Хорнблауэр.
Луни глубоко вдыхал, расправляя грудь, и с силой выдыхал. Хорнблауэр видел, как ходят при каждом вдохе ребра. Один из цейлонцев дал Луни ядро. Тот прижал его к голой груди, соскользнул с планширя и исчез под водой. Гичка сильно закачалась.
Хорнблауэр вынул часы. Они были без секундной стрелки — часы с секундной стрелкой были ему не по карману — но приблизительно прикинуть время можно было и по ним. Хорнблауэр следил, как кончик минутной стрелки переполз с одного деления на другое, затем на третье. Он так сконцентрировался на стрелке, что не услышал, как вынырнул Луни. Только услышав восклицание Лидбитера, Хорнблауэр увидел в двадцати ярдах за кормой голову ныряльщика с длинной черной косой, перевязанной ленточкой.
— Табань! — торопливо приказал Хорнблауэр. — Эй, вытравите трос!
Цейлонцы то ли поняли его, то ли просто знали свое дело. Пока матросы в два сильных гребка подвели шлюпку к Луни, один из цейлонцев ослабил привязанный к кошке трос. Луни ухватился за планширь, и двое товарищей втянули его в шлюпку. Они громко говорили, но Луни сидел на банке молча, уткнувшись лицом в колени. Потом он поднял голову. Вода ручьями текла с его мокрых волос. Видимо, он сказал, что ему холодно — двое других вытерли его насухо и помогли одеться.
Хорнблауэр не знал, как заставить их работать снова, но вмешиваться ему не пришлось. Луни, как только оделся, встал на нос шлюпки и огляделся по сторонам, раздумывая, потом, повернувшись к Хорнблауэру, указал место в нескольких футах впереди.
— Гребите! — приказал Хорнблауэр.
Когда шлюпка добралась до указанного места, другой цейлонец бросил за борт кошку. Теперь был его черед раздеваться, глубоко дышать, раздувая грудь, и, взяв ядро, прыгать через борт. Ядра стоят денег, подумал Хорнблауэр, со временем они понадобятся, чтоб стрелять по врагу. Надо будет набрать на берегу камней подходящего размера. Ныряльщик выплыл, вскарабкался в шлюпку. Товарищи приняли его так же, как перед тем Луни. Они что-то обсудили, потом третий спустился в том же месте, очевидно, чтоб разрешить спорный вопрос. Потом Луни попросил передвинуть гичку, разделся и нырнул.
Цейлонцы работали усердно и, насколько Хорнблауэр мог судить, толково. Потом Луни с одним из товарищей нырнули вместе. Когда они выплыли, Хорнблауэр заметил, что ноги у Луни расцарапаны и кровоточат. Сперва он подумал об акулах и тому подобных подводных опасностях, но тут же угадал истинную причину. Луни лазал по остову. Там, глубоко под водой, подгнившие доски поросли морскими желудями и острыми, как бритва, ракушками. Хорнблауэр утвердился в своей догадке, когда Луни попросил отметить это место буйком. Цейлонцы привязали к кошке доску, и снова нырнули неподалеку.
Ныряльщики смертельно устали. Они лежали у носовой банки съежившись и тесно прижавшись друг к другу.
— Очень хорошо, Луни, — сказал Хорнблауэр и махнул рукой в сторону корабля.
Луни устало кивнул.
— Поднимите якорь, — приказал Хорнблауэр, и шлюпка двинулась к «Атропе».
В отдалении виднелись люггерные паруса катера и баркаса — большие шлюпки тоже возвращались. Хорнблауэру казалось, что ему никогда не дадут сосредоточиться на одном деле — не успел он ступить на палубу, как катер и баркас подошли к «Атропе». Пока усталые ныряльщики пошли докладывать Маккулуму, к Хорнблауэру обратились Карслейк и Тернер.
— Бочки заполнены, сэр, — сказал Карслейк. — Я набирал их из ручейка в полумиле от города. Из того, что протекает через город, я решил не брать.
— Совершенно верно, мистер Карслейк, — сказал Хорнблауэр. Памятуя виденное в Северной Африке, он был согласен, что не стоит брать воду из ручья, текущего через турецкий город.
— Что вам удалось купить?
— К сожалению, очень немного, сэр.
— Это всего-навсего местный базар, сэр, — добавил Тернер. — Модир только сегодня сообщил, чтоб везли продукты. Их доставят не раньше завтрашнего дня.
— Модир? — переспросил Хорнблауэр. Он уже слышал от Тернера это слово.
— Тот бородач, сэр, местный правитель. Старик с саблей, он был здесь вчера на лодке.
— Он и есть модир?
— Да, сэр. Модир подчиняется каймакаму, каймакам — вали, вали — главному визирю, а тот — султану. По крайней мере, так считается, на самом деле никто из них не хочет никому подчиняться.
— Понятно, — сказал Хорнблауэр.
Всякий, кто хоть немного интересовался военной и флотской историей восточного Средиземноморья знает об анархии,царящей в турецкой империи на протяжении последних лет. Хорнблауэр желал знать, как эта анархия сказываете здесь и сейчас. Он повернулся к Карслейку и терпеливо выслушал, что тот уже купил и что намеревается купить позже.
