Пляски понравились Хорнблауэру больше. Матросы танцевали хорнпайп. Хорнблауэр восхищался легкостью и грацией танцоров и старался не замечать пронзительные звуки флейты, под которую те танцевали. На флейте играл тот самый помощник кока, который принес победу своей команде. Видимо, без него обойтись не смогли, хотя официально левая вахта была на концерте зрителями. Из всего представления Хорнблауэру интереснее всего было наблюдать эту разницу в поведении двух вахт: правая вела себя как заботливые хозяева, левая — как придирчивые гости. Вечером Хорнблауэр вновь смог поздравить себя. Он с пользой провел сегодняшний день, у него бодрая, дисциплинированная команда и удовлетворительные офицеры.
А следующее утро принесло ему настоящий триумф. Триумф этот ничуть не умаляло то обстоятельство, что сам Хорнблауэр остался на корабле, а Маккулум, с перевязанной рукой, с катером, баркасом и с новыми аппаратами, сконструированными им для подъемных работ, направился к остову. Когда шлюпки вернулись, Хорнблауэр стоял у борта, греясь на солнце. Маккулум левой рукой указал на большую груду, сваленную между центральными банками баркаса; потом повернулся и показал такую же на катере. Серебро! Ныряльщики немало потрудились на глубине, руками сгребая монеты в спущенные под воду бадьи.
Шлюпки подошли к борту, матросы приготовились перегружать серебро. Маккулум резким окриком остановил цейлонцев, направившихся было в облюбованный ими уголок на баке. Они немного сконфуженно посмотрели на Маккулума. Тот что-то приказал на их языке, потом повторил. Они медленно начали раздеваться. Хорнблауэр так часто видел это за несколько дней — казалось, несколько недель — прошедших с начала подъемных работ. Длинные белые одеяния одно за другим ложились на палубу.
— Держу пари, — сказал Маккулум, — фунтов пятьдесят они прикарманили.
Одно из одеяний, несмотря на все усилия его обладателя, подозрительно звякнуло.
— Профос! — приказал Хорнблауэр. — Обыщите их одежду!
Матросы с ухмылками наблюдали как из швов и складок извлекают монету за монетой.
— Не было случая, — сказал Маккулум, — чтоб они нырнули, не выловив чего-нибудь для себя.
Хорнблауэр пытался представить, как совершенно голый человек, вылезая из моря в шлюпку, может незаметно спрятать монеты в одежде. Поистине, человеческая изобретательность не знает границ.
— Если б им удалось довезти эти деньги до Яффны, они бы стали богачами, — заметил Маккулум. Вновь перейдя на цейлонский, он отпустил ныряльщиков. Те взяли одежду и исчезли. Маккулум повернулся к Хорнблауэру: — Быстрее взвесить монеты, чем их считать. Если поднимем все, будет четыре тонны.
Тонны серебра! Парусный мастер уже шил для них мешки из новой парусины. Как и на затонувшей «Веронике», для них надо будет освободить нижнюю кладовую. Хорнблауэр почувствовал, что есть глубокая правда в истории Мидаса, обращавшего в золото все, до чего коснется, не так далеко от места, где сейчас покачивалась на якоре «Атропа». Подобно тому как Мидас сделался несчастным именно тогда, когда все почитали его счастливейшим из смертных, Хорнблауэр, добившись своего, потерял душевный покой. Как только монеты сгрузили в кладовую, он начал тревожиться об их сохранности. Его матросы изобретательны и упорны. Многие в прошлом были преступниками, иных набрали на флот прямиком из Ньюгейтской тюрьмы. Матросы крадут ром всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но человек, укравший спиртное, рано или поздно себя выдаст. Иное дело деньги, серебряные монеты. От возможных воров их отделяет лишь тонкая переборка. Пришлось, как и на «Веронике», обшивать палубы и переборки досками. Припасы в трюме переставили так, чтоб с наружной стороны стояли самые большие бочки с солониной, которые нельзя сдвинуть без помощи талей. И все равно Хорнблауэр не спал ночей. Сперва он придумывал, как можно проникнуть в кладовую, потом — как этого не допустить. Беспокойство росло по мере того, как увеличивалась груда мешков с серебром. В тот великий день, когда ныряльщики Маккулума добрались до золота, оно выросло стократ.
Маккулум действительно знал свое дело. Однажды он сообщил Хорнблауэру, что найден один из сундуков с золотом. На следующее утро Хорнблауэр наблюдал, как от «Атропы» отошли катер и баркас с продольными брусьями на корме. На брусьях были укреплены блоки и тали, в шлюпках лежали мили троса, свернутые в бухты, доски, бадьи, все, до чего могла дойти человеческая изобретательность. В подзорную трубу Хорнблауэр видел, как шлюпки сошлись над остовом, как раз за разом уходили под воду ныряльщики, как в воду опустили идущие от талей лини с грузами. Несколько раз матросы начинали тянуть тали и несколько раз останавливались, ждали, пока кто-нибудь из ныряльщиков спустится вниз — видимо, распутать лини. Потом стали тянуть уже без задержек. Они тянули и тянули, сматывая в бухты трос, пока что-то не появилось над водой. До корабля донеслись радостные возгласы.
Что-то большое поставили на корму баркаса — Хорнблауэр видел, как корма просела, а нос поднялся. Он уже подсчитал, что кубический фут золота весит полтонны. А золото сейчас в цене — за унцию дают пять и больше бумажных гиней. В этом сундуке — поистине баснословная сумма. Хорнблауэр смотрел на сундук. Тот лежал на дне идущего к судну баркаса — странный, наполовину скрытый водорослями предмет.
— Видимо, он окован лучшей суссекской сталью, — говорил Хорнблауэру Маккулум, пока Джонс руководил погрузкой сундука на корабль. — Обычная сталь проржавела и рассыпалась бы год назад, а эта местами еще цела. На древесине наросли водоросли больше ярда длиной — моим ребятам пришлось их обрезать, прежде чем привязывать тали.
— Помалу! Помалу! — кричал Джонс.
— Стоп тянуть на ноке рея! — закричал боцман. — Теперь пошли сей-тали!
Сундук закачался над палубой.
— Помалу! Трави, нок рея! Помалу! Трави, сей-тали! Помалу!
Сундук опустился на палубу; из него еще сочилась вода. Золота, спрятанного в сундуке, хватило бы, чтоб построить, вооружить и экипировать всю «Атропу», наполнить ее трюмы годовым запасом провианта, выдать команде жалованье за месяц вперед, и еще осталась бы приличная сумма.
— Ну ладно, это первый, — сказал Маккулум. — Я чувствую, с двумя другими будет посложнее. Мне еще ни разу не приходилось делать такую простую работу, как с этим. Нам повезло. Вы при вашей неопытности и вообразить не можете, как нам повезло.
Но Хорнблауэр знал, как ему повезло. Повезло, что Маккулум выжил после ранения. Повезло, что цейлонцы выдержали путешествие из Индии вокруг Африки и дальше в Малую Азию. Повезло — неимоверно повезло — что турки позволили ему провести подъемные работы в заливе, так ни о чем и не догадавшись. Сознание своей неимоверной удачливости отчасти уравновешивало тревогу о сокровищах в нижней кладовой. Он самый удачливый человек на земле, но в этом есть и его заслуга — притом немалая. Он очень умно поступил с модиром. Как ловко он принял взятку, чтоб остаться в заливе, притворившись, будто не хочет делать именно того, к чему на самом деле всей душой стремился. Коллингвуд, без сомнения, будет доволен. Хорнблауэр поднял серебро; он поднял уже треть золота. Одобрение начальства ему обеспечено, даже если Маккулум и не сможет поднять остальное золото.
