На закате я отправилась к камням. На розовом с оранжевым небе четко проступали силуэты пальм, и между мной и горами Санта-Моника уже появлялись звезды. Ни с того ни с сего я вдруг запела. Вспомнила сирен из «Одиссеи», их остров и как они зазывали к себе мужчин, а те, опьяненные страстью, тонули в море. Кто такие сирены? Может быть, так называли русалок? Да, они были морскими божествами, связанными со смертью, но как им удавалось заставить моряков исполнять их желания? Было ли что-то особенное, воздействовавшее на мужчин, в их голосе или они владели другими сверхъестественными силами и умели манипулировать людьми? Может, им следовало бы пройти курс терапии и излечиться от романтической обсессии?
Еще я думала о Сафо и ее стихах, которые вообще-то были песнями. Она пела их, играя на лире. Скорее всего, это был единственный аккомпанемент, хотя теперь оставалось только гадать, как звучала тогда музыка. И если некоторые историки проецировали на нее собственный отстой, это вовсе не значило, что я должна следовать их примеру. Изначально меня привлекло к Сафо чувство, интуитивное владение словами, эмоция, передаваемая слогами. Как случилось, что от чувства я ушла в противоположную сторону, к теории? Наверно, оно меня испугало. К тому же за чувство университет не платит.
Теперь мне приходилось притворяться, что пробелы в ее текстах делались намеренно. Я могла теоретизировать, убеждая читателей, что именно так, с пробелами, стихи и нужно читать. Да, верно, мы не стремились накладывать на ее работу наши представления. С академической точки зрения, мой подход был довольно интересен. Но как отрицать, что чтение стихов сопровождалось некогда чем-то прекрасным и магическим, утерянным впоследствии навсегда. Что пустота была когда-то полна музыки.
На берег уже подтягивались серферы, но Тео не появился. Мне всегда было интересно, куда эти парни кладут ключи и бумажники. Из всего, чем они занимались – как выбрать волну, как устоять на доске и не утонуть, – это занимало меня больше всего: куда они прячут свои вещи. Может, в их гидрокостюмах есть какие-то тайные отделения? А телефоны? Они же выходят из строя? Или серферы не берут с собой телефоны? А ведь девчонки на берегу наверняка ждут их сообщений.
Я прождала несколько часов, но Тео так и не приплыл. То ли избегал меня, то ли остался на берегу, в какой-то своей компании. Я представляла, как они пьют пиво где-то на крыше, запускают фейерверки, смеются все вместе и их звонкие голоса отдаются эхом в свежем воздухе Вениса. Им весело, у них нет никаких забот. Тео в центре группы, зажигает фейерверки, улыбается. Или нет, он сидит сбоку, чуть в сторонке, угрюмый и загадочный. В группе много девушек – девушек-серферов с длинными волосами, от которых пахнет ванилью и кокосами. Они хотят его. Он интересен им тем, что держится особняком. Они подходят к нему по очереди, одна за другой, предлагают кто косячок, кто пиво. Он может взять любую, какую только пожелает. Может целовать их там, прямо на крыше, а потом вести за руку к себе домой. Но как только девушка приближается, Тео молча поднимает руку. Вот же козлина. И почему он такой мрачный? Думает о ком-то еще? Предположим, обо мне. От этой мысли на мгновение даже потеплело, но уже в следующую секунду лицо полыхнуло от стыда – ну какая же я глупая.
Вернувшись домой, я улеглась, баюкая Доминика. Я отдала энергию Гаррету, и теперь мне это не нравилось. Что-то похожее было в последний год с Джейми, только Гаррет оказался еще тупее. Получилось так, словно я взяла свое томление по Джейми и трансплантировала его в ближайшее подвернувшееся тело. Как же так случилось?
Посреди ночи я проснулась, чувствуя, что вот сейчас обмочусь, как последняя ссунья, помчалась в туалет и хлопнулась на унитаз. Ничего. Поднатужившись и кривясь от жжения, выдавила несколько капель.
Охо-хо. Я упала на кровать, убеждая себя, что это не то, о чем я подумала. Минут через десять позыв повторился.
– Да чтоб тебя! – заскулила я, подтягивая колени к груди.
Доминик лизнул меня в щеку, как будто понимал, что мне больно, и жалобно тявкнул. Я тявкнула в ответ, а потом мы затявкали вместе.
Всего лишь раздражение, говорила я себе, может быть, начало грибковой инфекции в легкой форме. Все, что надо, это воспользоваться антисептиком. Но нет, надежда на дрожжевую инфекцию не оправдалась – меня постигла, чтоб ей пусто, инфекция мочевого тракта. Не было ее давненько, но кто однажды пережил такое, забудет не скоро: тупая боль в области таза, повторяющиеся позывы к мочеиспусканию, жжение. После своего третьего испытания я узнала секрет в лазарете колледжа: после секса всегда помочись. Если есть такая возможность, в первые десять минут. Но не могла же я пописать прямо перед Гарретом.
Вспомнилось, как еще маленькой девочкой меня учили подтираться после первого случая ИМП: «Отныне и всегда ты будешь подтираться спереди назад, – сказала врач-педиатр. – Поняла?»
Когда Гаррет попытался просунуть свой член в мой анус, а потом сменил приоритет, помнится, у меня еще мелькнула мысль, что ничем хорошим это не закончится. Сзади вперед.
Попытки уснуть закончились ничем. Я знала, что именно мне нужно: пиридиум, чтобы снять боль, и ципрофлоксацин против микробов. Не в силах уснуть, я жалобно стонала, сопровождая стоны причитаниями типа «Не-е-ет… не-е-ет» и «Ну почему-у-у я?». Одна половинка меня реагировала на боль, другой хотелось поплакаться.
Выгуляв кое-как Доминика, я вызвала такси. Ближайшая поликлиника находилась неподалеку, в Марина-дель-Рэй.
– Веди себя хорошо. Мама очень, очень заболела.
Этот разговор с собакой напомнил мне о том, что я существую. Существование всегда выглядело иначе, чем я себе его представляла.
22
В отделении скорой помощи даже в три часа ночи я оказалась лишь четвертой в очереди после трех семей. Как могли дети пострадать уже под утро? Один из них, мальчишка в футбольной форме и без одного кеда, тихонько плакал. Он что же, играл в футбол в четыре часа ночи? Уж не во сне ли? Отец и мать были, похоже, всерьез озабочены и всячески утешали сына и гладили по голове. Вот бы меня кто-нибудь приласкал.
Написать Аннике? Она в Европе и определенно уже не спит. Вот только беспокоить ее не хотелось. Не хотелось отвечать на ее вопросы, откуда у меня ИМП.
Вместо этого я набрала текст Джейми.
привет ты как что делаешь?
Джейми всегда рано вставал. Вот и теперь по экрану побежали точки – он писал ответ. Потом точки остановились. И ничего. Я поняла, что в постели с ним Меган, и пожалела, что потревожила Джейми.
Адаму я послала фотографию больничного браслета.
посмотри где я… в больнице!
Мне было нужно, чтобы меня увидели, пусть даже кто-то, кого я едва знала и к кому не питала симпатии. Я всегда боялась больничных кабинетов и приемных, всего так или иначе связанного с медициной. Боялась услышать от врачей, что я умираю. Если уж умирать, то так, чтобы не знать об этом заранее. Даже в самые мрачные моменты я боялась процесса умирания.
