– Ах да, конечно, – рассмеялась я.
– С набедренной повязкой легче. Песок, медузы – все равно что наждак.
– Много знаешь греческих мифов? – спросила я.
– Некоторые знаю.
– Так узнал и о Сафо? Или, может, ты с ней встречался?
– Ну, я не настолько старый, – рассмеялся он.
Что для него свидание? Подводный Тиндер? Потрахаться на морской звезде?
– Ты уже был… с другими женщинами, которые живут на суше?
– Да. С несколькими.
– Недавно?
– Давненько. Вот пытаюсь исправиться. – Он тронул меня за руку.
Насчет давненько мне понравилось – я хотела быть единственной. Почему – наплевать, даже если он просто не был вблизи суши. Хотя, конечно, это вовсе не означает, что он любит меня как по-особенному. И то, что был с другими женщинами, у которых ноги вместо хвоста, не обязательно означало нехватку любви. Но все равно, зная, что я у него единственная за долгое время, я чувствовала себя спокойнее. Такие мысли сами по себе безумие. Он жил в океане, я жила в пустыне. Долго это продолжаться не могло. Может быть, пока мы вместе, время каким-нибудь волшебным образом искривится, как это случилось только что, когда минутное воспринималось словно вечное. Но жить в одном мгновении невозможно. Оно уже ушло. И все-таки он был здесь, по-прежнему со мной. Мы сидели рядом, его рука лежала на моем бедре, наши пальцы переплелись. Он здесь, снова и снова повторяла я про себя.
– Мне нужно идти, – сказал он, словно прочитав мои мысли. – Близится рассвет, и оставаться на суше – не самая лучшая идея.
Я и не заметила, что уже скоро утро. Над горами Санта-Моника, бросая на воду серебряный свет, поднималось солнце. К пирсу с шутками и смехом направлялись несколько серферов.
– Ты вроде вампира? – спросила я. – Мы в каком-то дурацком фильме про вампиров, только ты – из моря?
– Ха, нет, ничего подобного. Просто будет лучше, если никто меня здесь не увидит. На меня уже нападали. Били. Я даже могу оказаться в местном шоу уродцев. Бегать не умею. Так что вне воды мне оставаться опасно.
– Увидимся завтра?
– Завтра – нет. Но как насчет вечера послезавтра? Тебе нужно обязательно надеть такую же юбку.
– Ха-ха. О’кей.
Через два вечера – как же это далеко. Бесконечно далеко.
– И ты никому не должна обо мне говорить. Это мы уже обсуждали. Повторяю прежде всего ради тебя же. Не хочу, чтобы ты оказалась в психиатрической клинике или реабилитационном центре, а так оно и случится, если станешь рассказывать всем, что познакомилась с мужчиной, который живет под водой.
– Но ты же просто мальчишка.
– Я не ровесник Сафо, но все же старше, чем ты думаешь. Хорошо сохранился благодаря соли. Или, может быть, я – незрелый.
Тео поцеловал меня в лоб и руку. И нырнул, исчез во мраке водорослей.
– Подожди! – крикнула я. – Послезавтра вечером – во сколько?
Но он был уже далеко, среди тронутых солнцем волн, а потом пропал, ушел под воду, плеснув напоследок хвостом, как дельфин. Показывал мне, кто он такой и что умеет, не боясь, что я увижу, как долго он может оставаться в глубине, не поднимаясь на поверхность. Я долго стояла и ждала. Молча. Но он так и не всплыл.
31
Группу я решила пропустить. Все мое внимание занимал теперь Тео. Что я им скажу? Что познакомилась с сиреной мужского пола, существом, опровергающим все их теории о любви? И как можно рассчитывать на какое-то улучшение, если все вокруг полное дерьмо? Если есть хотя бы искорка, хотя бы малейшая возможность покайфовать, с какой стати отказываться от такого шанса? За такие моменты нужно хвататься обеими руками и держаться до тех пор, пока не станет совершенно ясно, что они ушли и никогда уже не вернутся. Меньше всего я хотела, чтобы группа испортила мне настроение.
Наглядным примером служила Диана, общаться с которой я продолжала. Ей было тяжело и больно, но сдаться она не могла, не убедившись, что между ней и объектами ее симпатии все кончено. Ей было мало того, что оба теннисиста перестали отвечать на ее сообщения. Чтобы обрубить все концы, им следовало пойти дальше. Сказать, что она им опротивела и того, что было, не будет уже никогда. Но даже этого могло оказаться недостаточно. По-настоящему ей требовалось одно: остаться без вариантов, без единого трахальщика. Отыметь всех теннисистов в Лос-Анджелесе и даже в штате Калифорния, и может быть, тогда в будущем боль от молчания бывших – боль ожидания – перевесит потенциал новой искры. Диана вернется в группу и наберется сил еще на один день или несколько недель. Но как только придет сообщение, былой блеск поманит ее и она позабудет, как ей было больно. Ей снова будет нужен только блеск. Эйфорический зов прошлого ослепит и сотрет память об им же причиненных страданиях. Группа станет тенью воспоминания, местом, куда ходят больные и где ей делать нечего. Ей ведь не так плохо, как им, больным.
Когда она позвонила мне, я услышала все это в ее голосе. И кто бы стал ее винить? Вкус к блеску вернулся. Отказаться от представившейся возможности она не могла. Оглядываясь на группу, она видела бедных и несчастных, к которым не хотела иметь никакого отношения, частью которых не желала быть. Но и Диану в группе считали больной и несчастной. Женщины полагали, что она вернется или столкнется с еще одним разочарованием. Они забыли, что значит испытать муки безумия. Рассказывать Диане о Тео я не стала.
Я повела Доминика на короткую прогулку. Он потащил меня к Оуквуд-Парку, но идти туда не было сил. Я натянула поводок, и он жалобно затявкал и запрыгал, указывая головой в нужную ему сторону. Конечно, следовало уступить, дать ему желаемое, подарить кусочек ничего не стоящего собачьего счастья, но в тот день я не могла пойти ему на уступку. Мысли разбегались и устремлялись к берегу, к камням в ожидании Тео. Вот он всплывет, и мое восприятие мира изменится. Меня манил океан.
Я решила позвонить Клэр.
– Как ты, дорогая?
– Уже лучше. Звонил Дэвид. Встречаемся завтра. Я сказала, что не получаю от него того, что мне нужно. И на шелковом шарфике не повесилась. Это ведь уже прогресс?
– Хороший прогресс.
– А ты?
– Снова влипла. И сильно. Только на этот раз, по-моему, это настоящее.
– Тот серфер? – спросила Клэр.
В вопросе прозвучали скептические нотки, и я подумала, какое она имеет право критиковать, когда сама еще не выбралась из бездомной ямы.
– Пловец. Мы только разговариваем. Точнее, разговаривали до прошлого вечера, когда он вылизывал у меня сорок пять минут.
– Не-е-ет.
– Да. По меньшей мере сорок пять минут. А что это значит, если парень ублажает тебя сорок пять минут? По-моему, это и есть любовь. И я чувствую, что он меня любит.
