Как ей сказать? Она будет в отчаянии, будет винить себя. А если они проведут вскрытие и сестра узнает, что это я убила ее ребенка? Хотя он ведь болел. Диабет. Может быть, это из-за диабета, из-за сахара в крови? Нет, это я за ним недосмотрела. И Анника даже не смогла попрощаться с ним.
Я вспомнила первое собрание группы, когда Клэр сказала Доктору Джуд: «Кого волнует, что я делаю? Я делаю больно только себе». И Доктор Джуд ответила, что это неправда, что жертвы есть всегда.
Это то, что она имела в виду.
Звонить Аннике я побоялась. Решила, что сначала схожу в больницу, повидаю Клэр, а уже потом свяжусь с сестрой. Я убралась в комнате, вытерла пол и завернула Доминика в одеяло, которым накрывала Тео, когда перевозила в дом.
– Все будет хорошо, – сказала я бедному мертвому псу, хотя и знала, что хорошо уже не будет.
Потом я еще долго сидела с Домиником, поглаживая его через одеяло. Единственная ласка за последние недели.
В этот раз Клэр снова выглядела живой и почти не заторможенной.
– Моя дорогая. Какой приятный сюрприз.
– Да, для нас обеих. А ты опять стала собой. Выглядишь так, будто вернулась.
– Вернулась, малыш, вернулась.
– А я уж подумала даже, что ты образумилась.
– Не дождутся. – Она рассмеялась. – С суицидом я крепко подружилась. Они решили, что лекарства уводят меня слишком уж далеко в «Долину кукол», и, как я понимаю, поменяли препараты. Не сработало, и я повторила попытку. Хотела повеситься на дверной ручке ванной с помощью кардигана за четыре сотни долларов от «CP Shades». Дверь они сломали, меня нашли голой на полу, живой, но в отключке. Блеск.
Я рассмеялась вместе с ней, но и поежилась. Вот что случается с такими девушками, как мы. Мы настроены на смерть.
– С парнями все еще в завязке? – спросила я.
– Да нет же! Хочешь услышать самое интересное? О моей последней попытке узнал Дэвид. Он постоянно мне пишет, как будто его кто-то заставляет. Два письма в день, по несколько страниц. Почтой не отправляет, приносит сюда, а мне передают. И чем сильнее меня в петлю тянет, тем больше я ему нужна. Когда выйду, попытаемся снова жить вместе. Арнольд намерен получить при разводе полную опеку над детьми. Выходит, я такая чокнутая, что и матерью быть не могу? Пусть берет. Не я себя такой сделала. Что есть, то есть.
– По-моему… ты в порядке.
– В полном. – Она поправила больничный халат. – А ты-то как?
– Я в заднице. Думаю, что отравила сестрину собаку.
– Господи. – У нее вырвался смешок. – Что ты сделала?
– Смех плохой. Пес умер.
– Это тот, с которым ты ко мне домой приходила? Ты его отравила? И чем же? Просроченным кормом?
– Нет. Транквилизаторами.
– Вот дерьмо.
– Да уж.
– Пес-джанки. Кто бы мог подумать? Знаешь, у него точно проблемы по этой части были. Пытался стащить мой телик.
Она фыркнула.
Прежняя Клэр вернулась, но теперь с ней было совсем не комфортно. Почему она смеется? Как те мальчишки, что стреляют в собак из воздушных пистолетов металлическими шариками. Вот только Доминика убила я. Может, мы с ней обе по своей природе дурные люди. Нехорошие, злые. Или нет? Плохие люди ведь редко сознают, какие на самом деле. Кто-то мне говорил об этом. Что, если мы принесены в мир, чтобы исполнить какое-то предназначение, но само предназначение нехорошее? Может, поэтому мы должны умереть?
– Такой славный был пес. Ужасно. Сестра жутко расстроится. Наверно, никогда меня не простит.
– Послушай, ты не виновата, что он с чем-то там не справился. Никогда не доверяй наркоману, Люси. Даже собаке.
– Перестань. Я ужасно себя чувствую. Как будто совершила что-то непоправимое.
– Ничего ты не совершила.
– Ты когда-нибудь так себя чувствуешь? Словно ты – злодейка и нет для тебя надежды?
– Милая, я знаю, что хуже меня нет. И надежды, конечно, нет.
Я заплакала.
– Ох, не надо. Не кори себя так. Это же было ненамеренно.
– Конечно, ненамеренно. А еще он болел диабетом. Может быть, все дело в диабете.
– Вполне возможно.
– Да, в этот раз я облажалась по-крупному.
– Послушай. – Клэр положила руку мне на плечо. – Твоя сестра найдет другую собаку. А Люси только одна.
Я хотела ей поверить и всячески пыталась выкрутиться из кошмара этой ситуации, найти какой-то способ доказать себе, что я – не убийца собак. Но с какой бы стороны я ни смотрела на случившееся, выглядело это именно так: убийство, по меньшей мере третьей степени. Я хотела увидеть себя глазами Анники. Она не была такая уж толерантная. Просто придерживала свое мнение обо мне, чтобы не осуждать и себя саму. Она не могла выставить меня злодейкой, потому что и сама стала бы ею.
– Как твой пловец? – спросила Клэр. – Вернулся все-таки?
– Да, вернулся.
– И?
– Мы собираемся сбежать. Вместе.
– В пустыню?
– Нет. В океанские глубины.
– Мрак. Что-то типа суицидального пакта. Так романтично. Мне нравится.
– Вроде того, – сказала я. – Вроде того.
55
Анника и Стив сразу же сели на самолет и вернулись домой. Я ждала их, коченея от ужаса. Сидела на белой софе, думая о том, что здесь произошло, и раздирала ногтями десны. Когда пошла кровь, представила, что вытираю пятна, оставшиеся под диванными подушками от месячных. Теперь я понимала желание Клэр сделать себе больно. Ни выпить, ни принять таблетку я не могла, хотела сохранить ясную голову к их приезду. Но меньше всего мне хотелось оставаться в здравом рассудке. Требовался какой-то выплеск, освобождение от давившего изнутри чувства стыда. И я опять вцепилась в десны.
Когда такси подъехало к дому по подъездной дорожке, Анника осталась в машине. Вошел только Стив. Меня он всегда недолюбливал, а теперь смотрел с нескрываемой ненавистью и отвращением. Я вспомнила про валявшийся где-то его тренч с пятнами от семени Гаррета. Коротко поздоровавшись, он прошел в буфетную, где, все еще завернутый в одеяло, лежал Доминик.
– Черт возьми, – прозвучало сердито.
Стив вышел из дома, а я подкралась к окну и увидела, как он говорит что-то Аннике, убеждая ее выйти. Она отказывалась и, плача, повторяла только «нет, нет, нет».
В какой-то момент сестра подняла голову, и мы встретились взглядами через стекло. Анника открыла дверцу и поспешила в дом. Я думала, что она станет кричать, но она крепко обняла меня и прижала к себе.
Сестра плакала мне в плечо, а я стояла и не знала, что делать.
– Я так любила его, Люси.
