Возможно, когда мы впустим этих тварей в город, нам все же удастся сбежать. Пусть не всем, но главное — добраться до Нижемая — там почти половина моей армии, можно будет вернуться и постараться отбить город. Не все так плохо, Шели. Не все так плохо, как тебе сейчас кажется. Главное, чтоб дети были целы и невидимы.
Мы приближались к лагерю, а мне казалось, что от голода и усталости я сейчас упаду с лошади, предательски кружилась голова, от жажды драло горло. Я смотрела, как эльф пьет из фляги, и мне казалось, что могу убить его за один глоток воды.
Остроухие повыходили из шатров и теперь осматривали меня с ног до головы, отпуская пошлые шуточки и присвистывая. Я выпрямила спину и гордо вздернула подбородок. Нельзя показывать свой страх, нельзя дать почувствовать мои слабые места.
— Тупая шлюха — она и есть тупая шлюха, ей не место среди воинов.
— Когда мы возьмем ваш проклятый город, то тебя, сучку, пустим по кругу. Ты трахалась с Эльфами, белобрысая?
Медленно выдыхаю… не смотреть и не слышать. Не поддаваться на провокацию. Но от мысли, что эти твари могут сделать со мной, когда я попаду к ним в статусе пленницы, по телу прошла судорога ужаса. Я знала, какова участь взятых в плен женщин, знала, что избежать насилия можно будет только чудом. Я даже не смогу перерезать себе глотку, потому что не одна, потому что должна думать об Арисе и Шай.
Гонец сопроводил меня к самому большому шатру и спешился, вежливо помог спешиться и мне. Меня передернуло от этой учтивости, которая очень скоро сменится на жестокость. Я наслышана о зверствах этих тварей, которые иногда в изощренности пыток превосходят даже демонов. Сколько наших вишт они разорили, и я видела жертв этих налетов.
Тяжело дыша, стараясь не шататься от слабости, стояла у коня и ждала, пока меня позовут, гонец скрылся за ярко-синим пологом шатра, расшитого серебряными нитями, украшенного гербами.
— Пусть войдет.
На секунду перестало биться сердце, оно остановилось, и я задержала дыхание. Внутри что-то дернулось, как задетая старая струна. Она издала ноту, похожую на стон, и задрожала в жажде повторения. Тихо, спокойно… Это галлюцинации от усталости.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула, в проеме показалась голова гонца, он приподнял полог шатра, жестом приглашая войти.
Я переступила порог и остановилась, глядя на мощную спину того, чей голос всего минуту назад вывел меня из равновесия. Разве эльфы не блондины? У этого длинные черные волосы, достающие до поясницы, перехваченные на затылке в тугой хвост.
Там, внутри, все еще дрожала струна, я чувствовала ее трепет, покрываясь мурашками… потому что с ней в унисон уже тихо стонала вторая… они плакали тихую мелодию воспоминаний. Тех, которые обычно приходят только по ночам.
— Господин, Падшая здесь…
— Пошел вон. Оставь нас одних! — как надоевшему псу, который, поджав хвост, быстро ретировался из шатра.
Теперь мне уже казалось, что у меня подгибаются колени, сердце билось о ребра, как подстреленное, а струны внутри начали кричать. Еще секунда — и я сползу на пол. Я бы узнала этот голос среди воплей миллионной толпы.
Но это не может быть он, не может, потому что я сама… его похоронила.
Обернулся — и я хотела закричать, но не смогла, только рот открылся, а перед глазами на секунду потемнело. Я смотрела, и мне казалось, что мое сердце зашлось в немом вопле отчаяния. Узнавание мгновенное. Доли секунд — и внутри все орет, рыдает, воет. Стук собственного сердца и шумное дыхание заглушает все звуки вокруг.
Не знаю, сколько времени прошло. Наверное, вечность. Я молчала, приложив дрожащую руку ко рту, задыхаясь. Легкие обжигало кипятком. Каждый вздох — боль. Настолько сильная, что мне казалось, это последний. Я больше не вздохну и не выдохну.
Оранжевые глаза сверлили меня насквозь, пронизывали, впивались в те самые обрывки сердца и поджигали их, резали, кололи, но я смотрела только в них и горела изнутри, полыхала, как факел.
Сделала шаг навстречу, пошатнулась, всхлипнула. Не могу идти. Ноги не мои и руки не мои. Я вся онемела. В груди нарастает рев, вопль безумия, но я не могу сказать ни слова.
Это не может быть он, и все же это он. В нескольких шагах от меня. В черных штанах и синей перевязи на мощной голой груди, исполосованной шрамами.
Новыми шрамами, потому что старые я рисовала с закрытыми глазами… штрихами слез каждую ночь, даже чертила пальцами, закрыв глаза в отчаянном желании прикоснуться.
Он смотрит по-прежнему в глаза, не шевелится. Не произносит ни звука. Сделала еще один шаг и поняла, что сейчас с ума сойду, если уже не сошла. Хочу кричать и не могу, хочу сказать хоть слово, но вместо звука только дыхание со свистом и слезы…Они сами катятся по щекам.
Еще несколько шагов преодолела, словно, на ногах свинцовые гири. Остановилась совсем рядом, закрыла глаза, вдыхая его запах. Да, это он. Пусть лгут мои глаза, пусть лжет мое проклятое сердце, но я ни с чем не сравню этот запах. Любимые мужчины пахнут особенно, они пахнут общим прошлым, горем, болью и счастьем. Невыносимым, опустошающим счастьем.
Да… вдыхать. Сильнее, глубже. Пружина внутри наконец-то разорвалась, ободрала внутренности шипами. Больно. Очень больно. Я распахнула глаза и протянула дрожащую руку, коснулась колючей щеки. Вздрогнул, смотрит прямо в глаза, а я не знаю, что там… в черных зрачках… И не могу читать этот взгляд, я ничего не могу. Я должна надышаться, поверить, что передо мной не мираж. Второй ладонью касаюсь, глажу скулы и чувствую, как проваливаюсь куда-то во тьму. Сознание плывет, а вместе с ним его образ, он тает в хрустале слез.
Почувствовала, как сжались сильные пальцы на моих плечах. Удержал. Слегка тряхнул. Смотрит в глаза и секунды уже взрываются в висках, клокочут, ревут. Трогаю всего как сумасшедшая. Хаотично, жадно, безумно. Лицо, глаза, волосы, плечи и снова лицо. Пальцы узнают так же быстро, как и слух, и обоняние… но даже если бы и они врали, сердце уже узнало и оно металось в груди, как в агонии, билось и замирало, то толкая меня в пропасть с бешеной высоты, то набирая ее в самую высь, где осознание, рассыпалось на триллионы звезд восторга.
— Аш, — так тихо, что сама себя с трудом слышу, — Аш, — уже громче, — АШ!
Вместе с рыданием, со стоном. Обхватила за шею, рывком, сильно, так, что у самой заболел каждый надорванный нерв, каждый мускул, каждая клеточка кожи. Стиснул в ответ с такой силой, что стало нечем дышать. И пусть. Не хочу дышать. Ничего не хочу. Чувствовать, только чувствовать. Дрожащими пальцами в волосы, зарыться и снова всхлипнуть. Снова секунды иглами в виски. Оседаю в бессилии, а он держит. Крепко. Так крепко, что мне кажется, я вся разломалась на кусочки в его сильных руках. По щекам текут слезы.
Снова обхватила его лицо, изучая, отрицательно качая головой, отмечая каждую черточку, каждую морщинку. Впился в мои волосы пальцами, сжимает сильно, а потом резко к себе, к губам, застыли в миллиметре друг от друга. Глаза в глаза. И я вижу, как там начинает сгущаться магма, сверкать языки пламени. Еще не замечаю, как его пальцы на затылке сжимаются все сильнее, пока не дернул силой назад.
