Слышишь…
Смерть по снегу…
Как зверь,
Воет вьюгой и стонет ветром.
Не вернется любимый теперь,
Для меня он всегда бессмертный.
Далеко он …на небесах
Сердце плачет…мое…рвется.
Вкусом горечи на губах
Он ко мне никогда не вернется
Далеко МОЙ…так далеко
Лишь во сне мое тело ласкает.
Я к нему потянусь рукой —
Он с рассветом опять растает
Слышишь,
Смерть по снегу…
Как зверь,
Воет вьюгой и стонет ветром.
Не вернется любимый теперь,
Для меня он всегда бессмертный.
Там за речкой во вражьих краях
Кто так, как и я, застонет,
На войне нет чужой беды,
В реках крови земля потонет.
Не вернутся опять с войны
Чьи-то братья и чьи-то отцы,
И на вражеской стороне
Есть любимые мертвецы.
Воет с горя чья-то жена,
Не снимая с руки кольца
И на вражеской стороне
Так же плачут…по мертвецам…
Слышишь?
И на вражеской стороне так же плачут…
По своим… мертвецам.
Смерть плутает по снегу,
Как зверь,
Воет вьюгой и стонет ветром.
Не вернется любимый теперь,
Для тебя он всегда бессмертный.
Для меня он всегда…
МОЙ бессмертный…
Умная…моя девочка-смерть. Такая умная. Знала, что спеть озверевшим от дамаса и жажды насилия воинам…о войне и о смерти. Отрезвила здоровенных мужиков, перевидавших на своем веку столько трупов, сколько и не снилось ей никогда в самых жутких кошмарах. А сейчас смотрят на нее, раскрыв рты в восхищении и оцепенении, в глазах слезы дрожат. Я сам чувствую, как тает лед, как больно и невыносимо он тает. Мне казалось, что она поет ее для меня…мертвого. Для того, кто еще был человеком и верил в завтрашний день и солнце, для того, кто назвал ее маалан. Я думал, что она меня забыла.
— Браво, Одейя дес Вийяр. Я был уверен, что вы сделаете правильный выбор и порадуете нас вашим чудесным голосом. Уведите рабынь. Пусть прислуживают у стола дальше. Благодарите вашу бывшую велеарию — она подарила вам жизнь.
Лассарки рухнули на колени, целуя ей руки, обжигаясь о ее пальцы. А я стиснул челюсти, ощущая, как пекут собственные губы в бешеном желании целовать ее вот так до ожогов. Стирать лед с ее лица, с сердца. Что ж ты такая каменная, маалан, неужели потому что не забыла меня? Неужели соперник у меня настоящего я же из нашего прошлого? Забавная ирония проклятой фортуны. В очередной раз. Под дых.
Она уже давно замолчала, а тишина все еще звенела ее голосом. Саяр нарушил молчание новым тостом о будущем походе на Талладас. Снова заиграла музыка, вернулся гомон толпы, смех, грязные ругательства, а я смотрел в ее бирюзовые глаза и чувствовал, что больше не могу ненавидеть. Не могу, Саанан ее раздери на части. Должен. Обязан. И не могу.
— Садись за стол, маалан. Поешь с нами, — кивнул на место рядом с собой.
— Я не голодна. Если я вас так порадовала, позвольте уйти к себе.
В глазах слезы блестят, и подбородок подрагивает. Как же мне хочется, чтобы она хотя бы раз сказала мне, что-то без ненависти и холода. Безо льда.
Схватив за руку, насильно усадил рядом.
— Не позволю. Я хочу, чтобы ты со мной ела. Эй ты, принеси моей рабыне столовые приборы и кубок дамаса. Заслужила за красивое пение.
Обратил внимание, как мои воины смотрят на ожоги после прикосновения к ниаде и суеверно отводят взгляды.
— Что ж ты не рассказываешь, Рейн, что в Талладас за невестой едешь?
Я обернулся к Гаю, знатному лиону, который усадил на колени сразу двух танцовщиц и кормил их с руки сладкими сахарными шариками.
— А разве я похож на безумца или благодетеля? Кроме чистокровной самки Талладасу больше нечего нам предложить.
Возле Одейи поставили кубок и столовые приборы, но она продолжала смотреть впереди себя, даже не прикасаясь к еде. Я кивнул слуге и тот наполнил ее блюдо яствами, которые выбрал я сам.
— Значит, породнишься-таки с Лассарами, Рейн?
— Значит, захвачу больше земель, Гай. Валласарские и так мои. Почти все. Или ты предлагаешь захватить твою землю и присоединить ее к велеарской?
Лион дас Церон нахмурился, а все остальные расхохотались.
— Говорят, Лориэль дес Туарн славится красотой и кротостью нрава. Правда, в девках засиделась. Может не выдержать твоего валлаского темперамента.
— Выдержит. Куда денется? Лассарки намного выносливей, чем кажется на первый взгляд.
Посмотрел на ниаду, а та опять сжала челюсти, проворачивая нож в тонких пальцах.
— Красный тебе к лицу, маалан. Определенно, природа не ошиблась, одарив тебя кровавыми волосами. Это твой цвет.
— Природа никогда не ошибается. Она одарила тебя жутким лицом и жутким нутром, валласар. Удивительная гармония и сочетание.
Я расхохотался. Она даже не представляет, насколько я жуткий. Ей это в голову не приходит. Она видит только то, что я позволяю ей видеть, удерживая зверя под контролем.
— Не природа, маалан. А человек. Человек уродует, если считает, что имеет на это право.
— Значит, кто-то был невероятно справедлив к тебе, — отчеканила она, и я почувствовал, как глаза застилает алой пеленой, а в венах взрывается ненависть…которая всего лишь минуту назад, казалось, склонила голову перед моими воспоминаниями. Ядовитым контрастом, с такой силой, что у меня скрутило все внутренности от едкого желания схватить ее за волосы, заставляя запрокинуть голову, открывая горло и полоснуть по нему тем самым ножом, который она сжимала в тонких пальцах.
— Так же, как и я справедлив к тебе, ниада. Отправляйся в спальню и жди меня.
Она резко обернулась и выпалила мне в лицо:
— Никогда не буду тебя ждать, проклятый валласарский ублюдок. Ты никто, чтоб я тебя ждала!
Перехватил за запястье, дергая ее к себе, слыша, как потрескивает моя кожа, глядя в потемневшие зрачки и гримасу отчаянной решимости на лице. Как тогда, когда убила астреля. Сумасшедшая вздорная сука.
— Будешь ждать. Голая. На моей постели. С раздвинутыми ногами. Давай. Пошла отсюда.
Кивнул страже, чтоб увела лассарскую сучку, иначе я могу потерять контроль.
— Дай себе восстановиться, Рейн.
— Не лезь не в свое дело, Саяр. Решил заботиться обо мне?
Схватил кубок и осушил до дна.
— Не о тебе, а своем велеаре, которому скоро в поход, и неизвестно, что нас там ждет.
— Твой велеар живее всех живых. А ты не суй свой нос, куда тебя не просят. Заносишься, Саяр. То, что ты рядом, еще не значит, что завтра я не прикажу посадить тебя на кол.
