Я понимала, что теперь сбежать будет непросто. Дес Оран фанатик. Личная разведка Ода Первого – это самые лучшие воины, и он будет тащить меня в Нахадас даже полумертвым.
- Вы служили моей матери. Расскажите мне о ней. Какой она была? Или тоже боитесь со мной говорить?
Он напрягся. Я чувствовала это спиной. Но чего ему бояться? Мои руки связаны, сама я ослабла настолько, что даже не смогла взмахнуть мечом. Никуда я уже от него не денусь. Пока. И он, и я об этом знали. Дес Оран не мог меня недооценивать.
- Мне вас нечего бояться. Не юнец все-таки. В дочери мне годитесь.
- Тогда говорите, дес Оран…Ещё час пути. Расскажите мне о ней.
- Она была очень мягкой и хрупкой. Вы выше и крупнее ее. Издалека деса Аниса, да упокой Иллин ее чистую душу, казалась совсем девочкой. Особенно рядом с вашим отцом. Она была очень доброй велиарой, очень сердечной. Говорят, пока была жива наша велиара, то были времена почти без казней и заговоров, времена приказов о помиловании и подаяний народу. Когда она умерла, весь Лассар погрузился в траур. Погребальные венки висели на дверях каждого дома, жители пели песни уныния и молились о ее душе.
А ещё ненавидели меня за то, что унесла ее жизнь своим рождением. Но об этом Оран мне не сказал. Это я уже знала и сама. Велиара родила красноволосую шеану, которая забрала её кровь и плоть ещё в утробе. Так говорили обо мне, когда я была маленькой. Не зря же отец запер меня в Тиане подальше от людских глаз и от молвы.
- Она умерла сразу после моего рождения?
- Не сразу, - чуть помешкав, ответил Оран, - она прожила ещё более суток и даже успела приложить вас к своей груди, дать вам имя и спеть первую колыбельную.
Мать я видела только на портретах. Она была изображена именно такой, как рассказывал Данай, но мне было все равно. Она могла быть и уродливой горбуньей. Я всё равно любила бы память о ней как о чем-то светлом и святом. Мёртвые не имеют недостатков – они безгрешны для своих близких, уже потому что их никогда не будет рядом. Мы готовы простить им всё только поэтому. Мне было нечего прощать моей матери. Я сама молила её о прощении.
- Отчего она умерла? Ты слышал, что говорили лекари? Ты ведь стоял под её покоями.
- Она истекла кровью, моя деса. Ни лекарь, ни повитухи не смогли ее спасти. Такова была её плата за ваше рождение. Она знала, на что ид т.
- О чем ты? Как она могла знать об этом?
- После рождения Аниса ей запретили иметь детей, и Повелитель больше не входил в её покои, но случилась война, и покойная велиария последовала к месту битвы, чтобы быть рядом с вашим отцом. Видит Иллин, она любила его, как одержимая. Оттуда она и привезла вас внутри своего тела.
Он замолчал, а я вспомнила как люди говорили о моих волосах. Говорили, что они окрасились в цвет крови, потому что Од Первый вырезал целое королевство Гандов. Уничтожил даже младенцев. И гандовские шеаны прокляли убийцу и род его. Конечно, это только слухи. Я не верила в проклятия.
Всю оставшуюся дорогу до Жанара мы молчали. Когда показались первые дома, солдаты оживились. Их ожидал ночлег и еда, а, может быть, и местные красавицы, готовые раскрыть объятия для разведчиков Ода Первого за пару золотых монет. Я слышала, как они говорили об этом и смеялись, делясь с друг другом дамасом. Когда-то точно так же и я со своими воинами останавливалась на простой в городах или деревнях. Мы делили еду на всех, смеялись у костра, и я краснела от их пьяных рассказов о женщинах. В горле запершило – теперь они мертвы. Даже Галь. Мне было страшно думать о том, что сделал с ним Рейн после моего побега. И что сделали с теми лассарами, которые остались в Валласе, его воины.
Мы въехали в Жанар через маленький рынок. Несмотря на холодное время года, здесь всё же кипела жизнь, и слышались крики торгашей-зазывал. Лассар было не сравнить с Валласом, где каждая деревня, скорее, напоминала кладбище, увешанное венками. Появился какой-то внутренний стыд. Какое-то осознание неправильности происходящего. Когда один народ раздавлен другим и влачит жалкое существование. Лассар грабил Валлас. Но надолго ли хватит награбленного? Скоро голод придёт и сюда. Он уже витает в воздухе шлейфом смерти и горя. До весны ещё слишком далеко, а товары и продовольствие из Валласса уже не прибудут сюда никогда.
- Смотрите, кого везут в Нахадас! Смотрите – валасская шлюшка вернулась с позором домой! Шеана проклятая вылезла из-под самого Саанана.
От неожиданности я вздрогнула и обернулась к тому, кто посмел это крикнуть. Какой-то грязный, пьяный мужик, шатаясь, стал у нас на пути и тыкал в меня пальцем.
Рука Орана напряглась, и он сильнее сжал меня под ребрами, оглядываясь по сторонам на других жителей Жанара, которые собирались на рыночной площади.
- Закрой свой поганый рот, псина! Иначе я заставлю тебя сожрать твой язык. На колени перед велиарией Лассара!
- Ещё чего! Не велиария она, а валласская подстилка!
- Да! Подстилка!
Вторили ему другие, постепенно окружая нас кольцом.
- Думаете, мы не знаем, как она всех своих воинов казнила и ноги перед валлассаром раздвинула?! Тьфу! Проклятая! Бесстыжая! Как смела вернуться?!
- Забить камнями сучку. Из-за неё нас всех Иллин покарает. Сожжёт наши деревни, заморит голодом и холодом, и весна не настанет!
- И весна не настанет! – вторили ему, – Так писано в Пятикнижье! С голоду помрём из-за неё!
- Забить шеану!
Первый камень полетел в коня, и тот дернулся, став на дыбы. Оран накрыл мою голову рукой.
- Дайте проехать личной охране Ода Первого. Прочь с дороги, чернь!
Но его не слышали, толпа окружила отряд. Они швыряли в нас камни и комья снега, размахивали вилами и кольями. Я даже не заметила, откуда они все набежали.
- Отдать шеану людям! Как во все времена! Казнить шлюху по обычаям Лассара!
Оран держался за меч, нервно оглядываясь по сторонам.
- Прорывайтесь силой. Разворачивайтесь назад. Уходим отсюда.
Но нам не давали отступить, едва лишь солдаты выхватили мечи, люди с воплями бросились на отряд.
- Шеанская сука решила сбежать от правосудия. Укрыть свой грех в Храме. Пройти по нашим трупам. Саананское отродье хочет пробраться в святые места под видом кающейся грешницы вместе со своими приспешниками – саанами*1. Схватить ее! Убить саанов!
Их голоса отдавались внутри меня эхом, троились, пульсировали в висках, бились в груди вместе с сердцем. Всё то же самое я слышала в Валлассе. Слово в слово. Но там были враги. Там были те, кто имели все права меня ненавидеть…а это мой народ. Это свои. Я начала дрожать от ярости и отчаяния, и Оран это чувствовал, он пытался развернуть коня, окруженный своими воинами и давящей на нас толпой безумцев, осоловевших от пива с дамасом и жаждущих крови, подначиваемых пьяным фанатиком.
