Внезапно у него потемнело в глазах от резкой боли, и он упал на колени. Изгой со всех сил старался не закричать. Кожа на ладонях вздулась, задымилась, и огненное кольцо сожгло кожу до мяса. Изгой смотрел на дрожащие руки и ждал. На лбу вздулись вены от неимоверного усилия сдержать дикий вопль. Скоро появятся координаты встречи с Асмодеем. Это что то срочное, раз он вызывает его таким способом. Буквы запылали и погасли, оставляя черные следы, по ладоням стекала кровь и капала на снег. Асмодей любит таким образом ставить его на колени. Наверняка смакует каждую секунду, когда может причинить ему боль. Он не заметил, как Диана подошла ближе. Настолько сильно пекло горящие ладони, что запах собственного горелого мяса заглушил запах ее тела. Он скорее угадывал, чем видел, что она стоит рядом. Она уже видела это несколько месяцев назад, когда они только познакомились и сейчас, молча, смотрела на него. Изгой перестал дрожать. Боль медленно отступала. Девушка присела рядом, как и в прошлый раз, а потом вдруг взяла его руки в свои. Это было неожиданно. Реакция была мгновенной — Изгой захотел отшвырнуть ее от себя. Слишком невыносимой стала боль, но ее прохладные пальчики были настолько нежными, что он не смог, даже наоборот. Когда девушка касалась его воспаленной, горячей кожи это приносило облегчение. Диана взяла горсть снега и осторожно вытерла кровь с его ладоней, а потом приложила к ранам. Обжигающий, резкий холод притупил боль, и Изгой посмотрел на девушку. От ее взгляда сердце пропустило пару ударов. На него еще никогда и никто так не смотрел. Нет, это была не жалость. Его поразило то, что он увидел в ее взгляде. Ей, словно, тоже было больно. Вместе с ним. Изгой судорожно глотнул воздух, а сердце начало биться все быстрее и быстрее. В золотистых глазах смертной блеснули слезы и она тихо прошептала:
— Тебе очень больно да?
Он промолчал. Постепенно утихал невыносимый зуд, пробиравший плоть до костей. Еще немного и все пройдет. Но, черт подери, эти считанные адские минуты оказалось намного легче перенести, когда она рядом и так смотрит на него и нежно держит его большие ладони в своих прохладных руках. Его никогда и никто не жалел с самого детства. Вот так, как эта девчонка. Никто и никогда. Вдруг Диана поднесла его руку к лицу и прижалась к ней щекой, к тыльной стороне его ладони и он вздрогнул. Холодная кожа оказалась такой гладкой, нежной, восхитительной. Они смотрели друг на друга, и Изгой чувствовал, как внутри разливается тепло. Странное, обволакивающее тепло. Оно словно размораживает его изнутри, как окоченевшего путника согревает горячий напиток. Боль стихла, а отнимать руку не хотелось. Диана прикрыла глаза, не отпуская его запястье, сжимая осторожно, но ощутимо. К нему слишком давно никто не прикасался. Вот так, лаская. Очень давно.
— Моя кожа холодная и тебе станет легче, — тихо сказала Диана, словно оправдываясь, и он невольно провел пальцами по ее щеке, медленно, словно повторяя очертания нежной скулы и подбородка, глядя ей в глаза. А потом резко убрал руку и поднялся с колен.
— Продолжаем тренироваться. Впереди еще несколько препятствий. Потом метание кинжалов и можем идти домой.
Изгой видел краешком глаза как разочарованно она вздохнула, бросила на него растерянный взгляд. А сам он, потрясенный, старался не смотреть на девчонку. Он не верил, что сделал это. Точнее его рука сделала это сама. Она ласкала. Словно помнила, как это делается с прошлой жизни. И эта ласка понравилась и ему самому. Прикасаться к ее коже вот так, совсем по–другому. Оказывается, гладить приятней чем бить и наносить увечья. Посмотрел на свои пальцы. И тут же вспомнил о ладонях. Координаты и время. " Через час, на прежнем месте". Что такого срочного произошло у демона? Почему он зовет Палача раньше времени? До встречи с Мокану еще целая неделя или планы Асмодея поменялись?
Изгой махнул Диане рукой:
— Все, заканчиваем. Мне нужно уходить. Кроме того я хочу чтобы ты кое что увидела.
Моя левая щека пылала как после удара. Сердце билось так быстро, словно я задыхалась или пробежала стометровку. Мне хотелось прижать руку к тому месту, где его пальцы касались моей кожи и радостно взвизгнуть. Как же приятна эта ласка. Неожиданна, поразительна. Что со мной происходит? Я не понимала. С одной стороны я злилась на себя за это чувство, я ругала себя последними словами, а с другой я ликовала. Он дотронулся до меня. Не потому что был вынужден как раньше, а просто, потому что захотел. Мимолетная ласка, но такая долгожданная и до боли обжигающая. Мое сердце колотилось как бешеное, а внутри порхали бабочки. Нет они не порхали, они взбесились и носились там как бешенные. Где там? А я и не знаю. Везде носились, в голове, в животе, во всем теле. Особенно когда он смотрел мне в глаза. Боже! Какой у него взгляд. Тяжелый, свинцовый и в тоже время настоящий магнит, не оторваться. Меня засасывало как в трясину, без шанса выбраться, или спастись. Я превращалась в невесомую материю, когда смотрела ему в глаза. Только теперь мне уже не казалось, что они злые и холодные. Они загадочные, они глубокие и таинственные, они властные. И в них моя погибель. Я влюбилась. Да! Я черт возьми, влюбилась. Когда? Наверное, еще в той жизни, где была просто балериной Градской. Теперь я точно это знала. Увидела его горящие ладони и поняла, что люблю его. Почувствовала как ему больно. Всем существом. Это чувство проняло меня до костей. Нет не жалость, а общая боль. Словно это мои руки пылают и горят до мяса. Я влюбилась в своего похитителя, мучителя и Палача. И я ничего не смогу с этим поделать. Наверно это было очевидно с самого первого взгляда в его ледяные глаза. Только озарение пришло именно сейчас. Вот почему, когда он взял меня силой, я не испытала того мучительного чувства, которое испытывают жертвы насилия. Я сама его хотела. Вот такого, какой он есть на самом деле. Жестокого, грубого, неотесанного. У меня наверняка этот стокгольмский синдром или как он там по умному называется? Хотя чем больше я об этом думала, тем больше склонялась к мысли, что ничего общего с этим синдромом мои чувства к Изгою не имеют. Ведь он больше не держит меня насильно, я сама цепляюсь за него и если честно, то я уже не хотела уходить. Наоборот я с ужасом думала о том, что когда его задание будет выполнено, он отправит меня на все четыре стороны, а я уже не смогу без него. Вот за это я себя ненавидела. За слабость, за отсутствие гордости. Наверное, я должна вести себя иначе, а я просто не могу. А самое страшное, что я привыкла к его постоянному присутствию, к его колючим словам, к его пронзительным взглядам и к его мальчишеской грубости. Мне просто безумно хорошо, когда он рядом со мной, и я каждый день жду нашей встречи. Просыпаюсь и когда думаю о том, что Изгой рядом мне больше не становится страшно. Теперь мне страшно, что одныжды я проснусь, а его рядом уже не окажется.
Я для него никто, обуза, помеха. Когда я стану ему не нужна он выгонит меня как надоевшего щенка. Или убьет. Почему то сегодня второй вариант нравился мне больше. Я не хотела больше возвращаться в мир, где нет его.
Мы вернулись домой. Изгой как всегда выглядел невозмутимо отрешенно. Он вел меня за собой. Он хотел мне что то показать, а я шла следом и смотрела на него, думая о том насколько он недостижимо красив и насколько он чужой для меня и далекий. Изгой провел меня в правое крыло дома, я никак не могла привыкнуть к тому насколько огромно наше жилище, точнее его, я тут случайная гостья и задержусь совсем ненадолго. Он достал ключ из кармана кожаной куртки и отворил большую полированную дверь.
