— Милая, мы должны отнести ее тело и отдать им. Нельзя тянуть. Дорога каждая минута!
Лина снова постучала.
Но ей никто не ответил.
— Если она не отдаст тело в течении ближайшего часа воссоединения не произойдет, — тихо сказала Фэй.
Я не понимала, что именно происходит и почему эти сильные вампиры не могут просто взломать дверь и войти во внутрь.
Но я поняла это ровно через секунду, когда Влад попытался повернуть ручку двери, его отбросило к стене, как взрывной волной на нас всех повеяло сильным порывом ветра, разбилась внизу посуда. Марианна не подпускала их к дверям. Я подошла к Фэй и тихо спросила:
— Может, я попробую? Что нужно сделать?
Фэй внимательно на меня посмотрела. Она словно думала, напряженно сжав челюсти и нахмурив брови. Потом положила руки мне на плечи:
— Хорошо, попробуй. Ты должна уговорить ее отнести тело Камиллы на старое кладбище древних. Отдать его демонам для того чтобы душа, которую они забрали сегодня ночью, воссоединилась с телом. Если этого не произойдет Камиллу можно считать мертвой.
— Почему она не отдает им тело? Если это единственный шанс?
— Потому что демоны все равно убьют Камиллу, но тогда у нас даже не будет праха, чтобы похоронить.
Я снова ничего не понимала, но ведьма продолжила:
— Но если Изгой и Ник успеют вовремя — Камилла вернется домой. У нас есть шанс. Теперь понимаешь?
Да, я понимала, ровно столько сколько мог воспринять мой разум далекий от их козней, их правил, их пророчеств.
— Уйдите все, — шепотом попросила Фэй, — пусть Диана попробует.
Когда вампиры оставили меня одну, я прислонилась лбом к двери и очень тихо спросила:
— А меня ты впустишь? Они ушли.
В ответ тишина, которая повисла в воздухе, и напряжение достигло своего пика. Внезапно дверь распахнулась и я шагнула в спальню. Я еще никогда не чувствовала чью то боль так явно. Сейчас она была просто не выносимой и взглянув на Марианну мне самой захотелось умереть. Отдать свою жизнь, чтобы ее дочь оказалась жива. Потому что мне казалось — Марианна сама мертва. Ее кожа приобрела пепельно–серый оттенок, глаза стали черными как обсидиан. Она прижимала к себе тело дочери и выглядела безумной: темные круги под глазами, ввалившиеся щеки и растрепанные волосы, утратившие свой блеск. Я сделала шаг в ее сторону, и она зашипела на меня, впервые оскалившись, не подпуская к себе и ребенку. Я замерла у двери.
— Я не пришла забрать ее у тебя. Даже если бы хотела я бы не смогла. Я пришла разделить с тобой твою скорбь. Позволь мне просто посидеть с вами обеими в тишине.
Марианна посмотрела, словно сквозь меня, но страшный оскал пропал, и черные радужки немного посветлели. Дверь за мной с грохотом закрылась. Я сделала шаг и увидела, как Марианна села в кресло, уложив дочь на руки, и тихо запела, укачивая мертвую малышку. Мне стало жутко. Это монотонное пение и скрип кресла качалки сводили с ума.
Я осторожно подошла к ней и стала сзади. Прошло несколько минут и я посмотрела на часы. У меня очень мало времени убедить Марианну. Я должна сказать нечто такое, что заставит эту обезумевшую от горя женщину поверить мне.
— Марианна, ты веришь в Ника?
Она раскачивалась все быстрее и пела громче. Я попыталась унять дрожь во всем теле и продолжила.
— Ник и Мстислав сделают все, чтобы вернуть Камиллу домой, но если ты отберешь у них эту возможность, то ради чего они сейчас там рискуют жизнью? Ради чего они борятся, если им по сути некого спасать?
Марианна продолжала петь, и казалось, она меня не слышала, только кресло уже не раскачивалось с такой силой.
— Мои друзья недавно погибли. Все до единого. И хоть я знала, что они умрут, я не сдавалась, но у меня не было шанса, а у тебя он есть. Твой муж там борется за жизнь вашей дочери, а ты сдалась и оплакиваешь свое горе. Если бы у меня была хоть маленькая надежда я бы вцепилась в нее мертвой хваткой, а ты убиваешь эту надежду.
Внезапно Марианна повернулась ко мне и хрипло простонала:
— Если у них ничего не выйдет, то у меня не останется даже тела.
— Что тебе дороже мертвое, ничего не чувствующее тело или возможность обнять живую дочь? Что значит, тело? Физическая оболочка. Ведь ты спрячешь его в склеп или под землю и все равно больше не увидишь. Даже если у них ничего не выйдет ты будешь знать, что сделала все для того чтобы твоя дочь осталась в живых. И у тебя будут твои воспоминания. Ты простишь себе если Ник и Изгой достигнут места назначения, а спасать им будет некого? Ты сможешь себя простить? А Ник? Он тебя простит?
Марианна посмотрела мне прямо в глаза и из ее груди вырвались сдавленные рыдания. Она зарылась лицом в волосы Камиллы и заплакала, и я вдруг поняла, что победила.
— Я впущу твою семью, хорошо? Мы вместе отвезем Камиллу куда нужно, и вместе будем ждать возвращения Мстислава и Ника. Вместе, ты и я.
Она кивнула и я обняла ее за плечи. Вначале нерешительно, потом крепко. Дверь тихо отворилась и в комнату, неслышно ступая, зашли все члены семьи. Фэй рывком обняла меня и так сильно сжала, что у меня перехватило дыхание. Она ничего мне не сказала, но слова были не нужны.
Мы отвезли Камиллу на старое кладбище и оставили там, положив на могильную плиту украшенную красными розами. Никто так и не проронил ни слова. Марианна сжимала мою руку до боли, а я терпела. Ей гораздо больнее, чем мне и даже если она сломает мне кости — я не пикну. Я пообещала ей, что буду рядом, и я буду, пока они все мне это позволяют.
Глава 25
Голод, голод и снова голод. Он страшнее любого зверя. Изгой часто видел чужие страдания, но они были мимолетными, как картины на стене музея. Увидел и забыл. У смерти не было лица, точнее он сам и был ею. Сейчас Мстислав реально понимал, что его спутник умирает медленно и мучительно. Они шли уже двое суток. Голодные, уставшие, истощенные. Николас держался как мог, долго справлялся с голодом, но всему есть предел. Собственная кровь уже не утоляла жажду, раны от укусов уже не затягивались. Чем дальше в лес они углублялись, тем меньше надежды оставалось на то, что Ника можно будет накормить. Был один выход, но Изгой все еще не хотел поступить именно так. Он не имел права. Но когда Мокану начал харкать собственной кровью и уже не смог идти дальше Изгой все же решился. К черту правила, на войне выживают, как умеют, у них нет выбора. Палач вспорол вену на правой руке и поднес ко рту Николаса. Реакция голодного князя была мгновенной, он впился ногтями и клыками в плоть своего спасителя, разрывая сухожилия, причиняя адскую боль. Изгой закрыл глаза. К боли он привык. Она его не пугала. Боль проходит. Физическая. Вопрос времени когда? Эта пройдет быстро, но останутся последствия — Мокану навсегда перестанет быть просто вампиром. Отныне в нем кровь Палача и лишь дьяволу известно когда за ним могут прийти и завербовать. Новоявленный каратель не имеет права отказаться. У него иное предназначение, чем у простых бессмертных. Как же все сложно. Изгой с трудом отнял руку от жаждущего рта голодного вампира и почувствовал легкое головокружение, откинулся рядом с Ником на траву. Во всем есть положительные стороны. Став единокровным с ним самим, Ник может и дальше кормиться от Изгоя, а он от него. Обмен кровью поддержит обоих очень долгое время. Когда то…в горах, когда сам Изгой подыхал от голода, так поступил Миха.
