Изгой с трудом разлепил тяжелые веки, в глазах плясали разноцветные круги, все расплывалось, пока наконец то он не увидел лицо Мокану.
— Если слышишь, дай знать. Моргни, закрой глаза.
Изгой прикрыл веки. Прислушался к собственному телу. Боль затихала. Она все еще вгрызалась в него своими клыками, но уже не причиняла невыносимые страдания.
— Я смазал раны. Теперь мне нужно напоить тебя отваром. Посмотри на меня, Изгой.
Мстислав с усилием воли заставил себя сфокусировать взгляд на лице князя.
— Вот так то лучше. Давай, пей.
Николас поднес к его губам кружку и влил ему в рот горькую, терпкую жидкость, которая наполнила гортань липкостью и вязкостью, заставив закашляться. Изгоя затошнило и он почувствовал позыв к рвоте.
— Даже не думай блевать. Терпи. Черт тебя подери, Изгой, терпи, тебе необходимо это выпить до дна. Давай еще…давай, друг. Я что напрасно возвратился в это чертовое место и убил еще одного Вентиго?
Изгой сделал глоток, стараясь не дышать. Он осушил кружку до дна и закрыл глаза, борясь с тошнотой.
— Через час тебе станет легче. Конечно, до полного выздоровления далеко, но ты станешь на ноги и сможешь уйти со мной отсюда. А там наши женщины выходят тебя.
Изгой молчал, ему было трудно говорить. Он лишь испытывал странное чувство неведомое ему ранее. Благодарность. Мокану не бросил его подыхать. Вернулся. Сдержал слово. Изгой не привык к честности среди бессмертных. Это мир где каждый за себя… или сам Изгой многого не понимал.
— Твоя Диана, она там в нашем доме. Марианна нашла ее и привела к нам. Ей грозила опасность. Хорошая она девочка, храбрая. Кстати твой подарок не взяла. Сказала, что ты сам ей отдашь.
Изгою улыбнулся уголком рта, губы потрескались, он облизал их кончиком языка, невыносимо захотелось пить.
— Так ты все слышишь? А? Слышишь меня? Давай, отдыхай, а я пока закончу с твоими ранами. Знаешь, Мстислав, а ты напоминаешь мне ходячего мертвеца. Да и воняет от тебя похуже чем от той твари, что мы завалили. Сейчас закончу и напою тебя кровью. Хммм, никогда раньше ни за кем не ухаживал, чувствую себя медсестрой. Ты это…будешь должен, ясно?
Восстановление проходило быстро. Уже через час Изгою стало намного лучше, и он мог уже шевелить пальцами и односложно отвечать на вопросы. Через два часа началась регенерация тканей. Изгой уже хорошо слышал и видел Мокану, который болтал без умолку. Наконец то Мстислав набрался сил и хрипло прошептал:
— Она…Диана…она спрашивала обо мне?
— Нет, не спрашивала…Да, черт тебя дери, девчонка от тебя без ума и тебе явно выгорит хороший секс когда ты вернешься. Ну не сразу конечно…ты еще довольно плохо выглядишь, но через пару деньков точно выгорит. Это я тебе обещаю. У меня на такие вещи нюх.
— Заткнись, — Изгой усмехнулся и смутился. Не привык обсуждать такое с кем то. Слишком интимно. Слишком личное.
— Что?
— Заткнись, Мокану, ты болтаешь как радио.
— А ты неблагодарный сукин сын.
Прошли сутки, и Изгой уже делал первые неуверенные шаги с помощью князя. Казалось, тело отказывалось его слушаться, обросшее новой кожей, оно не подчинялось разуму.
— Намного лучше, Изгой. Еще пару шагов и доползешь до дерева.
"Издевается гад". Изгой с трудом передвигал ноги и, не выдержав нагрузки упал на колени.
— Через пару часов пойдем к порталу. На рассвете будем убираться отсюда.
***
Путники сидели на поваленном сосне и отдыхали. Точнее князь давал Изгою возможность набраться сил.
— Ну, ты как? Выдержишь переход?
— Думаю да…
На рассвете они достигли портала. Только Изгой вдруг остановился и внимательно посмотрел на Ника.
— А если мы пробудем здесь еще один день…Мне очень нужно. Я даже не против, если ты уйдешь без меня.
Мокану нервно поправил воротник кожаной куртки и с яростью посмотрел на Мстислава.
— Что за фокус? Не понял? Зачем нам задерживаться? Итак проторчали здесь три ночи.
— Ты можешь идти, Мокану, я не держу. Ты свою клятву исполнил и больше ничего мне не должен.
Николас нахмурился, потом пристально посмотрел на Мстислава.
— Скажи, Палач, я не заслужил хотя бы знать причину почему? Я, черт раздери, задницей своей рисковал, чтобы вытащить тебя отсюда. Вместо того чтобы находиться рядом с женой и дочерью.
Изгой отвернулся.
— Ты не поймешь.
Николас нервно усмехнулся.
— Мы чертовски с тобой похожи, Изгой. Я постараюсь.
— Я хочу увидеть сестру. Один раз. Попрощаться.
Мокану поправил пояс, перехватил длинные волосы тугой резинкой. Его пальцы едва заметно подрагивали.
— Я пойду с тобой, — тихо ответил он и отвернулся. Оба смотрели, как взошло солнце, небо окрасилось в лазурный цвет и белые перья облаков медленно поплыли на юг, подгоняемые легким ветерком. Снег искрился, переливался на солнце.
— Тогда пошли, Мокану, попрощаемся с ней вместе.
Еще никогда Изгой не приближался так близко к дому с тех пор как стал вампиром–карателем. Он не смел. Лишь иногда тоскливо смотрел издалека на деревянные домики, на огни в деревне. Он не решался шагнуть на родную землю тяжелыми сапогами, не раз ступавшими в лужи крови поверженных жертв. Там святое место. Там мама молилась Богу и шла в церквушку к заутренней, там отец выпиливал образа и покрывал свежей краской рамки икон и там была Анна. Его Ангел–хранитель. Нечего дьявольскому отродью ступать на святую землю. А теперь он больше не каратель и он жаждал увидеть их хотя бы издалека. Но чем ближе подходил к деревне, тем сильнее его одолевали сомнения. Ему было страшно. Впервые он боялся, что эта встреча сломает его, перевернет его грешную душу, вывернет наизнанку его сознание. Иногда Изгой бросал взгляды на своего друга. Что чувствует Мокану? Они оба идут к любимому человеку. Оба потеряли ее и оплакивали. Готов ли князь встретить ее ребенком и не выдать себя? Что будет с ними обоими после этой встречи? И имеют ли они право смешивать прошлое и будущее?
Изгой остановился и нервно взъерошил волосы.
— Мы пришли, — сказал он мрачно и словно застыл, не решаясь ступить на мерзлую землю родных полей, покрытых тонкой пленкой снега.
— Почти пришли, — подытожил Николас и посмотрел на дома, в которых поочередно зажигались огни.
— Они только вернулись с вечерней молитвы. Сейчас Анна пойдет насыпать корм домашним животным, а потом станет вон у того камня и будет смотреть вдаль.
Словно в ответ на его слова маленькая фигурка двинулась в хлев, держа на весу масляный фонарь.
Мужчины вздрогнули почти одновременно. Они ждали.
