Ник тяжело вздохнул, словно давая мне понять насколько его раздражает все что я говлрю.
— А я нет. И, по-моему, я дал тебе это понять более чем красноречиво. Нам не о чем разговаривать.
Я стиснула пальцы еще сильнее, мне непреодолимо хотелось его встряхнуть, заставить сбросить эту ледяную маску, посмотреть мне в глаза.
— Я все вспомнила, Ник. Все.
Он резко повернулся ко мне, и на мгновение мне стало невыносимо жарко. Его глаза…эти синие бездонные глаза в которых я растворялась и теряла саму себя. Надежда вспыхнула где-то внутри глубоко в сердце, запорхала нежными крылышками.
— И что я должен сделать, по-твоему? Запрыгать от восторга? Мне плевать на то что ты там вспомнила.
Я сделала глубокий вздох, все еще не теряя надежды убедить, сказать все что так сильно хотела.
— Ты ушел, потому что я стала другой, потому что больше не мог мне доверять, но все изменилось, я вспомнила, Ник. Все вспомнила.
— И что?
Все такой же равнодушный взгляд, никакого интереса. Его больше занимали виски. Ник демонстративно рассматривал янтарную жидкость, приподняв бокал к свету, струящемуся из окна.
— Ты правда думаешь, что я ушел из-за того что ты стала другой? Ты плохо меня знаешь, Марианна. Если бы я не хотел уйти, для меня бы это не имело значения. Я просто больше не люблю тебя. Этого достаточно? Не хочу тебя, не думаю о тебе.
Удар, пощечина, нож в сердце, лезвием по венам. Я задержала дыхание.
— Ты наказываешь меня, — сказала тихо, но он засмеялся в ответ.
— Не льсти себе. Я уже давно потерял интерес к наказаниям. Точнее тебя мне больше наказывать не за что. Марианна, подпиши бумаги. Просто сделай это. И все. Избавь себя от унижения.
Он затянулся сигарой и пустил колечки дыма в сторону окна. Посмотрела на его длинные пальцы — он больше не носит обручальное кольцо. Тронула свое и оно обожгло мне кожу.
— Ник, посмотри на меня — это же я.
Он усмехнулся уголком чувственных немного бледных губ, но так и не повернулся ко мне:
— Ты. Конечно ты, Марианна. Со зрением и слухом у меня все в порядке и я не настолько пьян, чтобы считать тебя галлюцинацией.
Возникла пауза, за это время он успел закурить еще одну сигару.
— Ник…я правда все вспомнила…Сэми вернул мне чувства и воспоминания. Я вернулась, я такая же, как и раньше. Не гони меня, дай нам шанс, Ник.
Он сделал глоток из бокала.
— Черт…паршивый виски.
— Черт возьми, ты не понимаешь? Я все помню.
— Прекрасно понимаю. То, что ты вспомнила все, не значит, что я все забуду.
Медленно повернулся ко мне и посмотрел в глаза, вот и исчезло равнодушие, но почему-то мне от этого не легче. Всегда поражалась насколько тяжелый у него взгляд. Как камень на шее утопленника.
Я сделала шаг к нему, но он остановил меня:
— Не подходи. Оставайся там, где стоишь.
Но я сделала еще шаг и еще, пока не подошла настолько близко, что от его запаха закружилась голова. Тут же возникло дикое желание обнять его, сломать стену отчуждения, целовать его щеки покрытые щетиной, его ледяные глаза, отогреть его сердце, отдать все, что чувствую сама. Пусть захлебнется вместе со мной.
— Ты не можешь вот так все зачеркнуть?
Он резко встал с кресла и теперь возвышался надо мной как скала.
— А кто мне запретит? Ты?
Прозвучало унизительно, да он и не пытался со мной говорить деликатно. Наоборот каждое слово было направлено на то чтобы унизить еще больше.
— Или твой отец, брат? Кто?
— Никто…
— Вот именно- никто. Уходи, Марианна. Уходи, пока я не приказал вышвырнуть тебя за дверь. Если бы ты и правда все вспомнила — ты бы поняла, что все кончено. Ты бы увидела это по моим глазам. Мне наплевать на все что ты скажешь. Мне ПЛЕВАТЬ!
Я долго смотрела ему в глаза:
— Скажи это еще раз, вот так глядя мне в глаза, после всего что было между нами, после всего что я простила тебе, после того как пришла несмотря на то что ты сам себя ненавидел и не мог простить. Скажи мне, что ты меня не любишь.
Возникла пауза и за эти мгновения, я несколько раз умерла и воскресла. Он не сможет. Не откажется от меня. Он видит мой взгляд, чувствует как бьется мое сердце.
— Я тебя не люблю, — Ник не отрываясь смотрел мне в глаза, — ты ничего для меня не значишь, мне все равно что ты помнишь, а что нет. Ты простила меня, и это было твоим решением, я же никогда и никого не прощаю. И ты, как никто другой, знаешь об этом. А теперь давай, иди отсюда иначе я вышвырну тебя сам. Пошла вон!
Он заорал это мне в лицо и его радужки вспыхнули красным фосфором.
— Почему? — тихо спросила я, все еще не веря, что слышу это от него.
— Потому что я так хочу. И не одной причины больше. Никакого глубокого смысла и философии. Только мое желание.
— Ты не можешь этого хотеть. Я знаю, чувствую, что ты лжешь.
Он захохотал мне в лицо:
— Поздно чувствуешь, детка. Поздно…Поезд ушел. Понимаешь?
Я ничего не понимала, это не мой Ник. Это кто-то чужой, совершенно чужой. Этот взгляд, эти слова.
— Не понимаю, — голос сорвался, и я почувствовала, как по щеке скатилась слеза, — ничего не понимаю, Ник.
Он засмеялся, громко, запрокинув голову. Потом посмотрел на меня с презрительным сожалением.
— В таком случае у кого-то из нас большие проблемы. Похоже, что у тебя. После амнезии настала очередь шизофрении? Весьма печально. Ты должна волноваться о своем здоровье, а не бегать за мной в жалких попытках убедить в том, что для меня не имеет никакого значения.
Мне стало трудно дышать. Этот разговор превращался в пытку в бессмысленное сплошное унижение. Словно мы говорили на разных языках. Я впилась пальцами в ворот его рубашки:
— Ты что творишь, Ник? У нас дети, семья, семь лет жизни вместе. Я люблю тебя. Неужели мы не можем это преодолеть? Переступи через себя, дай нам шанс. Я прошу тебя. Ради Ками, ради Сэми. Я понимаю, что ты не веришь мне, что ты злишься. Я докажу тебе, что я все та же. Я…
На секунду в его глазах промелькнуло нечто похожее на сожаление, какая-то тусклая искра грусти. Я ухватилась за нее как за спасение, обняла его за шею, прижалась всем телом. Да, говорить. Не замолкать. Пробить броню. Говорить, кричать. Он не ожидал, и на мгновение его ладони обхватили мою талию, сжали сильно, до боли. Я вцепилась в его плечи, уткнулась лицом в его сильную шею, касаясь дрожащими губами солоноватой кожи.
