— Не поверю, чтобы он не нуждался в женщинах.
— Не нуждается. Он их убивает, или забирает их души, делая вечными рабами.
— Меня не убьет. Я хочу попасть к нему. И ты сделаешь это. Сейчас. Время пошло, Леон. Давай, звони своим партнерам.
Леон мысленно выругался матом. На кой хрен он задержался? Чертова ведьма вынуждает его идти на преступление после которого Леона найдут где угодно, даже в Аду.
— Звони! Звони или я позвоню. Как ты думаешь через сколько за тобой придут? Ты не успеешь моргнуть, как превратишься в кусок мяса. Разве ты не знаешь, что перед смертью тебя будут пытать?
Черт с ней с этой сукой. Хочет сдохнуть — пусть дохнет. Надо было записать их разговор, да он не подумал. Дрожащими руками достал мобильный и набрал номер одного из перегонщиков.
— Дэн, это Леон. Тормози там. Я везу еще одну. На нее поступил заказ. От НЕГО. Не тупи. От НЕГО самого. Да, ему было мало прошлой партии. Знаю, что везешь еще пятнадцать. Будет шестнадцать. А мне похрен чем кормить будешь, тебе за это платят. Все. Отбой. Буду через десять минут.
Он посмотрел на бледную женщину и снова судорожно сглотнул. Такая же ненормальная, как и ее муж. Хотя кто знает, может быть Асмодей и правда не тронет княгиню. Только Леону от этого не легче. Он теперь точно вне закона. Ищейки найдут его в два счета. Если тех шлюх никто и никогда не станет искать, то с Мокану намного сложнее. Поднимут на ноги всех, в том числе и человеческую полицию. Придется уезжать сегодня. Не дожидаясь денег от посредников.
— Вы не представляете, что вас там ждет, — пробормотал он. Последняя попытка спасти собственную шкуру.
— Прекрасно представляю. Один раз я уже там побывала.
Леон долго смотрел вслед скрывшемуся во мраке душной ночи фургону. Потом быстро пошел в сторону трассы. Ему больше нельзя оставаться здесь, теперь и его жизнь не стоит и ломаного гроша и пришло время молиться, чтобы Николаса Мокану все же казнили. Дьявол … и чувство, что он сам уже мертвец не покидало, даже чек в портмоне не грел душу.
Влад молча смотрел на яркие блики от огня в камине. Они бросали причудливые тени на стену и пол. За окном все еще бушевал ураган. Начало осени, а погода как с приближением зимы.
Минуты, часы, дни…а легче не становилось. Наоборот что-то внутри обрывалось все больше и больше. Откалывалось осколок за осколком. И не собрать им себя в целое. Все слишком изменилось. Час назад он лично подписал бумаги о казни. Таков закон. Хотя, можно подумать, что отсутствие его подписи могло что-то изменить. Но и отказаться не мог…Ложь! Мог! Наплевать на все и защищать брата до последнего. Так бы поступил отец. Он бы не бросил сына, не смотря ни на что. А Влад…он ослеплен яростью, которая душила его вот уже несколько недель. Неконтролируемая черная ярость и ревность. Все смешалось. Он не мог поверить, что Николас пошел на это и в тот же момент понимал, что именно Мокану способен на зверства более чем кто-либо другой. Одна часть не верила, что предательство возможно, а другая упивалась триумфом…она выла и орала…и насмехалась над ними всеми, так наивно поверившими предводителю Гиен. Николас умер для них для всех. Слишком много доверия получил и предал их. Влад отдал ему все. Свою дочь, корону, власть в надежде, что Мокану единственный кто сможет достойно его заменить, а тот воспользовался моментом и разрушил все, что они создали с Самуилом. Развалил империю братства, попрал все законы. И Влад больше ничем не может помочь предателю. И он не простит ему ни Лину, ни Марианну, ни голодные глаза детей. Не простит никогда. Королям приходится принимать жестокие решения и хладнокровные — это тот случай. Срезать нарыв болезненно и быстро и избавить всех от Мокану. Всех. Пусть это больно…дьявол, как же больно. Другая часть разрывалась на части, особенно когда Влад видел насколько страдает его дочь. Ощущал физически ее боль и отчаяние. Но здравый рассудок брал верх. Все забывается и это забудется. У Марианны впереди целая вечность. Она сможет забыть и излечится. Все кончено. Николас как был Гиеной, так и остался и сдохнет он тоже Гиеной. Такова воля Верховного Суда. Он же лишь подчинился приказам. Только внутри червь сомнения подтачивал, разрушал, сжигал. Встретиться с братом, королю смелости не хватило. Он даже получил разрешение, но не смог.
Тихо приоткрылась дверь, и Влад резко обернулся. В проеме стояла маленькая Ками с мишкой в руках. По ее нежным щекам катились слезы. И сердце содрогнулось. Синие глаза как живой упрек его жестоким решениям. А за спиной Самуил. Растрёпанный, бледный и на детском лице очень взрослые глаза.
— Мама ушла, — едва слышно прошептала Ками.
Влад нахмурился, но распахнул объятия и девочка тут же крепко его обняла.
— Мама ушла…я слышала. Давно ушла…я ждала, что она вернется, а ее нет.
Самуил так и остался стоять на пороге.
— Ушла…вот что оставила.
Протянул Владу бумагу и тяжело вздохнул.
«Милые мои, любимые. Просто знайте, что я вас очень сильно люблю. Не судите. Не могу иначе. Может быть поймете потом, а может и нет. Я буду молиться за вас.
Сэми, береги Камиллу. Когда ваш папа вернется, а он обязательно вернется, простите его и любите, так же как и я. Он скучает по вам. Я верю. И вы верьте.
Ваша мама»
Влад подхватил Ками на руки.
— Где Фэй? Она знает?
— Нет еще. Мы к тебе пошли, — тихо сказал Сэми и сжал письмо в кулаке.
Держится. Все понимает и держится как мужчина. Как взрослый.
— Ты видишь, куда она пошла?
Мальчик отрицательно качнул головой.
— Она блокирует меня, силой воли. Она сейчас очень злая от того сильная. Но я знаю, куда она пошла. Знаю и все. Я видел ее мысли до этого. Видел когда вы…после того как вы возвращались от отца.
— Скажи мне, нам нужно ее искать. Немедленно. Твоя мама слишком расстроена, и она может совершить много ошибок.
— Нет, — мальчик стиснул челюсти, — вы не будете ее искать, а я не скажу вам где она. Это ее право. Она хочет спасти отца, а вы ей помешаете.
Влад осторожно поставил Камиллу на пол и подошел к Сэми. Они долго смотрели друг другу в глаза. Внутри короля что-то оборвалось. Слишком похож на своего отца мальчишка. Как две капли воды. Все равно, что разговаривать с самим Николасом. Даже властные нотки в голосе и взгляд полон холодной решимости.
— Я знаю, что ты чувствуешь Самуил. Я тоже потерял своего отца. Мне тоже было очень больно.
— Мой отец еще жив. А ты не делаешь ничего, чтобы его спасти. Так что тебе меня не понять. Твоего отца не приговорили к казни, он погиб как воин. А мой отец будет растерзан как проклятое животное. И я не скажу тебе где наша мама. Я только буду мысленно поддерживать ее, и пусть она сделает то, на что никто из вас не решился.
