Значит, настолько сильно любил? Я рассматривала красивое лицо, бирюзовые глаза, завитки рыжих волос и невольно сравнивала с собой. Куда мне до нее? Здесь такая красота, женственность, порода… и я — пигалица белобрысая, со странным цветом глаз и волос, кроме того, слишком молодая и глупая, чтобы тягаться с этой соперницей, пусть и мертвой. Я еще не осознала, что такое ревность в полной мере, но, кажется, сейчас это была самая настоящая отрава. В глазах той, кого уже нет среди живых и, тем не менее, она живет в его сердце. Что может быть хуже этого? Мертвые сильнее живых — о них помнят только хорошее. О них дико тоскуют и мечтают вернуть. Кто может тягаться с мечтой?
Еще несколько минут смотрела на снимок и сунула обратно под подушку. Резко встала с постели и решительно пошла к двери. Я не ребенок. Мне нельзя что-то запрещать и решать за меня. Прошли те времена, когда я слушалась их всех. Я тоже изменилась, я видела достаточно за свою короткую жизнь и докажу, что могу быть полезной, а не обузой.
Толкнула дверь ладонью и быстро спустилась по ступеням вниз.
Я зашла на кухню. Здесь раньше был шкафчик Фэй со снадобьями и мазями. Когда-то я играла с этими баночками, а потом, когда выросла, дотошно расспрашивала ее о назначении каждой из них. Прошли годы, а я все еще помнила, что она мне говорила, когда снова расставляла их на полке. Если судить из слов Влада, то исчезла я всего несколько дней назад, это для меня прошло шесть лет, а для них нет. Я открыла шкафчик, безошибочно взяла несколько коробок и аптечку Фэй, решительно пошла по коридору.
Скорее всего, раненых разместили в библиотеке, как во временном госпитале, потому что это самая большая комната в доме.
Я переступила через порог и увидела около десятка лежащих или сидящих на ковре вампиров. В одно мгновение их головы повернулись ко мне. Словно произошел щелчок, и на меня уставились десятки пар горящих красных глаз, они светились фосфором. А потом я услышала тихое утробное рычание. Дверь позади меня закрылась, и щелкнул ключ в замке. Я резко обернулась — несколько вампиров стояли позади меня. Судорожно сглотнула. Я даже не могу закричать или что-то сказать им. Они голодны, они затравлены. Влад был прав. Ни о каком соблюдении законов в таком состоянии речи быть не может. Теперь они окружили меня плотным кругом и рассматривали, скорее как добычу, чем из любопытства. По коже прошел мороз, и все волоски встали дыбом. ТАКИМИ вампиров я никогда не видела. Те, кто меня окружали, полностью контролировали свой голод, а эти почти потеряли человеческий облик. Один из них вдруг оказался прямо передо мной, загораживая от остальных, и сделал им предостерегающий жест. От страха у меня задрожали колени, я смотрела на этого монстра и видела жуткое лицо с сетками вен и красные горящие глаза, а так же глубокую рану у него на щеке. Я открутила дрожащими пальцами склянку с мазью, ускоряющей регенерацию после ожога вербой. Поддела немного мази кончиками пальцев и протянула руку к его лицу. Монстр склонил голову к плечу, а я коснулась пальцами его раны, он отшатнулся. Но я все равно размазала мазь по его лицу. Рана начала затягиваться на глазах, и я увидела, как жуткий блеск в его глазах гаснет и они обретают человеческий цвет.
* * *
Я переходила от одного к другому, смазывая раны, накладывая повязки. Видела, как трепещут их ноздри, как поблескивают клыки во рту, но продолжала свою работу. Меня никто не трогал. Возможно, это временно, но пока что они позволяли мне их лечить. Когда приедет Фэй она, конечно, сможет помочь лучше меня.
А потом раздался треск, и дверь библиотеки разлетелась в щепки. Я резко обернулась и увидела Влада, он смотрел исподлобья на раненых вампиров, потом перевел взгляд на меня с банкой в руках, склонившуюся к женщине с порезанным до кости плечом.
И вдруг на моих глазах произошло невероятное. Все эти израненные, ослабевшие, но, тем не менее, самые опасные хищники вдруг преклонили колени.
Я так и застыла с банкой в руках. В эту секунду мужские пальцы легли мне на запястье и сжали с такой силой, что у меня потемнело перед глазами, и я выронила банку.
Влад развернул меня лицом к себе и долго, не моргая, смотрел мне в глаза, а потом выволок из комнаты и, прижав к стене, прошипел:
— Что неясного было в том, о чем я попросил? Какое из моих предостережений ты не поняла? Я говорил на незнакомом языке? Мне повторить по-польски? По-румынски? Написать на бумажке? Так ты вроде немая, а не глухая.
Я задохнулась от обиды, сердце заколотилось прямо в горле. Попыталась выдернуть руку, но он сжал сильнее.
— В этом доме есть законы, Анна. Все, кто переступают порог, обязаны их соблюдать. А закон в этом доме — это мое слово. Если я сказал сидеть в своей комнате — ты должна была это сделать. Поняла?
Я несколько раз моргнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Поняла? — прорычал мне в лицо, и я закрыла глаза и кивнула. Внезапно его пальцы разжались, и кожа больно засаднила. Приоткрыла веки и увидела, что он стоит совсем рядом, опираясь о стену обеими руками над моей головой. Внимательно смотрит мне в лицо. Постепенно его радужки вместо черных становятся светло-карими. Даже в гневе он ослепительно красив. Мое сердце забилось в несколько раз быстрее, заколотилось как бешеное.
— Они могли разорвать тебя… — голос показался чуть хриплым — Слышишь? Они могли разорвать тебя на кусочки, и никто бы не осудил их в таком состоянии. Ненормальная.
По моим щекам потекли слезы, и я увидела, как между бровей Влада пролегла складка, протянул руку и вытер большим пальцем слезу со щеки. Жалость? К черту его королевскую жалость. Я хотела помочь. Я слышала, как он говорил, насколько им важна численность и сейчас называет меня ненормальной.
Я сбросила его руку и бросилась наверх по лестнице, толкнула первую попавшуюся дверь и захлопнула за собой. К черту. К черту. Сначала наорал как на нашкодившего ребенка, а потом пожалел? Пусть детей своих жалеет. Мне не нужна его жалость!
* * *
Когда наверху хлопнула дверь, он силой ударил кулаком по стене. Да, он испугался, сильно, безумно испугался, когда понял, куда она пошла. Влада не было больше часа, за это время от Анны мог остаться только труп, который даже невозможно будет опознать. Около пятнадцати голодных, раненных вампиров способны опустошить ее за несколько секунд, превратить плоть в кровавое месиво. Когда ворвался в библиотеку, уже не ожидал увидеть ее живой, мысленно вынес приговор каждому, кто там находился, мысленно стоял, склонив голову, перед Изгоем, мысленно рвал на себе волосы и поэтому, когда увидел ее там, склонившуюся над одним из хищников с какой-то склянкой в руке, вначале опешил. А потом его ослепил гнев, ярость, сам не понял, как выволок девушку оттуда и впечатал в стену. В этот момент Влад перестал контролировать себя. Все выплеснулось наружу. И горькое послевкусие от встречи с Ником, и дикий страх за судьбу Братства, и панический ужас за эту маленькую, глупую смертную, из-за которой у него уже больше недели нет ни секунды покоя. Вернулся в библиотеку и обвел своих подданных тяжелым взглядом.
