Дверь открылась, и в зал вошел Курд в сопровождении двух стражей. Один из них был именно тем, кто помогал мне на первом допросе Марианны. И сейчас, тварь, не позаботился даже о том, чтобы скрыть триумфальный блеск в глазах. Закусил щеку, стараясь не выдать ту волну ненависти, что прошла по телу при взгляде на ублюдка.
Оба стража подошли ко мне с разных сторон, держа в руках железные кандалы на длинных цепях. По большому счету, в них не было особой нужды. Один я не смог бы одолеть их троих во главе с самим главой. Но, тем не менее, эти кандалы несли в себе особую цель — они в достаточной мере унижали испытуемого, что, опять же, способствовало лучшему проникновению в его сознание.
Курд остановился напротив, молча наблюдая, как меня приковывали к огромной колонне с торчащими металлическими крюками. В его руках не было никакого инструмента или прибора, похожего на обычный Полиграф. По сути, этим самым прибором был сам Думитру Курд, глава Нейтралов. Единственный, кто способен управлять сознанием других бессмертных, заставляя тех видеть любые картинки, угодные "детектору". А пока "допрашиваемый" извивался, натягивая руками цепи, крича и извиваясь, пока в его сознании проносились сцены из его самых страшных кошмаров, Курд сканировал состояние несчастного. Или же, наоборот, Курд иногда любил развлекаться, вкладывая в сознание оппонента образы роскошных голых женщин, ласкавших его тело, и глядя, как тот содрогается во время оргазма, расслабляясь полностью и предоставляя Нейтралу возможность без труда выудить нужную информацию.
Подобные допросы проводились только в отношении демонов и Нейтралов при возникновении сомнений в преданности последних, что бывало очень и очень редко.
Стражи закончили свое дело и встали по бокам от меня.
— У меня появились сомнения, Морт… — наконец, заговорил Курд. — Сомнения относительно тебя. А я не люблю быть неуверенным. В чем бы то ни было… — он внимательно всмотрелся в мое лицо. — Может, тебе есть что мне сказать, Морт?
— Все, что я должен был сказать Вам, я уже изложил в протоколах.
— Вот как? То есть ты даже не поинтересуешься, по какой именно причине висишь здесь, прикованный цепями?
Я пожал плечами:
— Если я вишу здесь по Вашему приказанию — значит, на это действительно есть важная причина.
Курд молча кивнул и прищурился, сосредотачиваясь на мне. В голове вдруг зашумело, а собственные веки вдруг показались неподъемными. В глазах появилась резкая боль, будто в них плеснули кислотой, и на секунду все вокруг погрузилось в кромешную тьму.
Видимо, я потерял сознание, потому что когда открыл глаза, то обнаружил себя лежащим возле колонны на полу. Я огляделся вокруг, растирая запястья, уже освобожденные от оков. Какого хрена? Почему они оставили меня здесь одного?
В этот момент вдруг распахнулась дверь, и в помещение влетела запыхавшаяся Марианна. Я буквально оцепенел, наблюдая, как она захлопнула дверь, прислоняясь к ней спиной и поворачиваясь ко мне лицом. Облегченно улыбнулась, оглядывая меня с головы до ног.
— Ник, что же они сделали с тобой?
Она подбежала ко мне и схватила за руки, переворачивая ладонями вверх, прикасаясь к ним губами, подняла на меня взгляд и провела рукой по щеке, запуская по телу мириады искр, вспыхнувших под кожей там, где прикасался нежный бархат ее ладоней.
А я словно упал в ступор, пытаясь понять, каким образом ей удалось освободиться. Неужели Влад? Но как? Даже если Зорич уже получил послание, то они все равно не могли за столь короткий срок достать те бумаги… и меч.
Я отстранил ее от себя, схватив за плечи и напряженно вглядываясь в такое любимое лицо, будто наполненное сейчас сиянием радости и заботы.
— Что за чертовщина? Кто тебя освободил?
Марианна прильнула ко мне, прижавшись щекой к груди, и я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением к ней и ее запахом… Запахом, которого, чтоб мне сдохнуть, не было.
— Это не важно, Ник. Боже, любимый, — она приподнялась на цыпочки, прижимаясь к моим губам. — Я так рада, что все это закончилось.
Я ответил на поцелуй, жадно сминая пухлые губы, кусая их до крови, и, стараясь не кривиться, когда понял, что и кровь не имела ЕЕ вкуса. А после резко развернул ее спиной к себе и толкнул на пол, ставя на четвереньки. Разодрал на ней одежду под истошные крики и слезные мольбы: "не поступать со мной так". Дернул ее голову к себе за волосы и процедил:
— Здесь я решаю, с кем и как поступать, Свирски.
Затем одним движением вошел в нее, намеренно причиняя боль и рисуя в сознании образ Курда, равнодушно наблюдающего, как меня, прикованного, выгибает от дикой разрядки.
Но Думитру, видимо, решил разыграть другую карту. Валерия вдруг развернулась ко мне и окровавленными когтями разодрала мою грудь. Я оттолкнул тварь от себя, скорчившись от адской боли, такой сильной, что, казалось, с меня клочьями слезает кожа, обнажая мышцы, которые выкручивало в страшных судорогах.
"Яд демона" — пролетело в голове, и я отрубился.
— Мокану, мать твою, ну и заставил ты нас всех поволноваться, — голос Влада ворвался в сознание неожиданно. Он подошел к моей постели и улыбнулся. — Знаешь, чего мне стоило вытащить тебя с того света? Будешь мне должен, Ник.
Невольно восхитился Курдом. Настолько точно передать интонацию и мимику Влада. Или же, скорее всего, он проецирует только образ, а жесты и мимика — моих рук дело. И я разозлился на себя. Разозлился за то, что вдруг на самом деле безумно захотелось оказаться в особняке Воронова, чтобы, как бы это смешно ни звучало, но почувствовать его заботу о себе. Еще не так давно я и предположить не мог, что мне так сильно будет не хватать братского плеча рядом. И не только в тяжелые моменты, но и просто в долгие минуты одиночества.
Мысленно встряхнул себя, напоминая о Курде, который, наверняка, сейчас с огромным удовольствием считывал все мои чувства.
Отвернулся от Влада, чтобы не видеть столь родного лица и произнес скучающим тоном:
— Я тебя не просил помогать мне, Воронов. Это была твоя инициатива.
А потом было еще много-много образов. Столько, что я даже перестал их считать. И кадры с моими детьми, и образы Марианны в постели с Дэном, стоны которых я равнодушно слушал, стиснув зубы и удерживая в памяти ощущение той бешеной радости и облегчения, когда понял, что она никогда мне не изменяла. И как апофеоз — Марианна в образе Свирски, прыгающая обнаженной на коленях Курда.
***
Думитру Курд, наконец, отпустил сознание Морта и рухнул на кресло. Поднес дрожащую руку с платком ко лбу и вытер пот. Один из стражей поднес ему бокал, наполненный кровью, и Курд тут же жадно его опустошил. Махнул рукой, давая знак снять вершителя с колонны.
— Отвести в его келью. Накормить. Как придет в себя — проводить ко мне.
Стражи вынесли обессиленного Морта, а Курд принялся анализировать увиденное. К своему удовольствию, ничего предосудительного он в эмоциях подчиненного не обнаружил. Да, поначалу его сбила с толку нежность, затопившая того при виде Свирски, но уже через несколько секунд ее сменила самая настоящая похоть, что неудивительно, учитывая, насколько соблазнительна заключенная.
