А мне хотелось, чтобы он смотрел на меня, говорил со мной как раньше, слушал меня. Хотел…. как ту блондинку, которую так яростно сжимал в объятиях. Я смотрела на его руки в перчатках, и у меня сводило скулы от невыносимого желания, чтобы эти руки коснулись меня…чтобы его чувственный рот прижался к моему рту.
А вместо этого я наталкивалась на холодную стену отчуждения и яростный взгляд с каким — то непонятным блеском.
Я уже прочла почти все письма за три года и перешла к последним. Тем самым, где познакомилась с Арманом и начала выезжать на балы. Как вдруг Рино оборвал мое чтение, впервые заговорив со мной после долгого игнорирования.
— Хватит.
Я в недоумении посмотрела на него и вздрогнула, когда поняла, что он стоит у самых прутьев решетки. Рино всегда двигался быстро и молниеносно. Иногда мне казалось, что он и не человек вовсе, и от этой мысли становилось жутко, и в то же время дух захватывало от его звериной силы и мощи.
— Хватит, и так все ясно.
Я нахмурилась, не понимая, что именно его разозлило.
— Ты не слышал еще самого интересного, как Твоя Девочка вышла впервые на сцену. Я так сильно хотела рассказать тебе об этом.
— Моя? Это издевательство?
Вдруг переспросил он и усмехнулся, в полумраке блеснул ряд белоснежных зубов.
— Да. Помнишь, мы решили, что я буду твоей девочкой?
Шепотом переспросила я.
И вдруг он вцепился в прутья решетки:
— А для него ты тоже его девочка? Весь этот год как он тебя называл?
Я встретилась с Рино взглядом, и мне стало нечем дышать, он прожигал меня, испепелял, врывался под кожу, отравлял кристаллами смертельного яда и льда, и я не совсем понимала, за что он злится на меня.
— Для кого? — переспросила я.
— Для твоего нового друга?
— Нет, — серьезно ответила я, — для него я Виктория.
Я накрыла руку Рино, которая сильно сжимала прутья решетки. Мы замерли оба, глядя друг другу в глаза. Пальцы в перчатках скользнули по моим рукам к локтям, вверх по обнаженной коже, и я невольно прижалась всем телом к клетке, наслаждаясь его прикосновением. Рино тронул мои волосы, а потом щеку костяшками пальцев, и я невольно закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением. Протянула руки и положила ему на плечи.
— Девочка, — шепотом сказал он и провел пальцами по скуле, зарываясь в мои волосы.
Я прижалась лицом к решетке, и мы почти соприкасались лбами. У меня кружилась голова от его запаха, от близости и неожиданной ласки, и я сильнее сжала его плечи, осмелела, провела ладонью по шее к лицу, не отрывая от него затуманенного взгляда. Почувствовала, как Рино гладит мой затылок. Боже, я сейчас сойду с ума, если он не поцелует меня. Его губы…Они такие…они как грех. Я хочу узнать, какие они на вкус. От собственных мыслей участилось дыхание, и поплыл взгляд. Я словно опьянела.
— Твоя девочка, — тихо сказала я и дотронулась указательным пальцем до его губ. Мне стало нечем дышать, казалось, я задохнусь, и меня разорвет на части от ненормального чувства дикой эйфории стоять вот так…настолько близко к нему. И вдруг все прекратилось. Через секунду Рино уже стоял у стены спиной ко мне.
— Уходи! — рявкнул он. — Убирайся отсюда. Давай. Уходи. Выметайся ко всем чертям и больше не ходи сюда. Иди к тем, кто ровня тебе. Нечего ставить со мной эксперименты. Это твой папочка тебя послал?
* * *
Я выбежала с подвала, взлетела по лестнице, ворвалась к себе в комнату и захлопнула дверь. Прорыдала до утра, кусая подушку, чтобы никто не услышал. Это были мои первые слезы из — за него. Самые первые…и далеко не последние. Потом я пролью по нему океаны слез, я потону в этих слезах боли, отчаяния и разочарований. А пока что я рыдала от обиды и унижения… я поняла, что меня отвергли и выгнали …я оказалась хуже тех женщин, которые платили деньги за его ласки.
Больше я не спускалась в подвал до самого пожара. Около двух недель не видела Рино.
Я гуляла с Арманом, ездила на приемы и балы…Я совершенно не замечала того, как Рассони относится ко мне. Когда любишь, ты слепнешь, все вокруг становятся безликими и бесполыми.
Дом загорелся после очередной отцовской вечеринки, на которой я, естественно, не присутствовала. С недавних пор я вообще начала ненавидеть его гадкие, развратные приемы. И эта очередная оргия, на которую повели Рино… от отчаяния мне хотелось взвыть. Я — то уже знала, что именно будет там происходить. В этот день я впервые разругалась с отцом. Он чуть не дал мне пощечину, когда я сказала, что он не смеет продавать Рино как вещь. Отец заорал мне в лицо, что Рино и есть его вещь, секс — единственное, на что эта вещь пригодна, и приносит ему прибыль для разработки его невероятного проекта. А мне лучше не вмешиваться, иначе он снова отправит меня в Европу.
* * *
Не знаю, зачем я это сделала, но я подожгла дом. Мне хотелось, чтоб эти похотливые сучки, которые будут его там лапать…чтоб они все сгорели. Я украла в баре бутылку рома и подожгла кабинет отца, а сама спряталась на чердаке, заливаясь слезами бессилия и ненависти ко всему, что происходит в этом проклятом доме.
Я знаю, что меня искали, но я спряталась и мечтала сгореть там наверху, и чтоб никто меня так и не нашел. Я ненавидела их всех. Рино тоже. Представляла, как он касается других женщин, как ласкает их…пусть и за деньги, пусть насильно, но им повезло намного больше, чем мне. Ведь меня можно только презирать, потому что я дочь его мучителя.
Усадьба заполыхала как карточный домик, первые этажи обуяло пламя, отрезая верхние. И меня, естественно, тоже. Рухнули балки, ломая лестницу. В доме началась паника, а я сидела на чердаке и расширенными от ужаса глазами, смотрела, как языки пламени лижут дверь, и как покрывается пупырышками дерево, как вздувается краска.
Сейчас я думаю о том, что все эти гости моего отца, они были под кайфом от красного порошка, который уже тогда завозили с Асфентуса. Запах дыма отбивал для них мой личный, и именно поэтому меня не могли найти. А, может, никто и не догадывался, что вместо того, чтобы уйти из дома, я спряталась наверху.
Кашляя и задыхаясь, я жалась в дальний угол чердака, в панике ожидая, когда проклятая дверь лопнет под натиском пламени или сгорит, а меня саму сожрет огонь, но вдруг она просто разлетелась в щепки от удара, и я увидела Рино, бросилась к нему и прижалась всем телом, а когда почувствовала, как он обнял меня в ответ, заплакала.
— Моя девочка? — спросил очень тихо.
— Твоя девочка, а они пусть сгорят все, — так же тихо ответила я и спрятала лицо у него на груди. Впервые мы касались друг друга без того, чтобы нас разделяла решетка. Рино отпрянул, посмотрел мне в глаза, и его чувственных губ впервые коснулась улыбка нежности.
Он подхватил меня на руки и вынес из горящего здания через черный ход, а я вдруг поняла, что готова сгореть здесь еще несколько раз подряд, лишь бы он вот так держал меня, как сейчас. Словно пушинку, своими сильными руками, а я могла бы прижиматься к нему, склонив голову на сильное плечо и слушая биение его сердца.
