Словно самая яркая звезда на небосклоне ясной ночью, она выделялась на фоне других женщин, красивых, соблазнительных с заинтересованным блеском в глазах. Одетая куда скромнее остальных, практически без макияжа, в длинном, до самого пола, голубом платье, Викки притягивала больше внимания, из — за чего хотелось свернуть шею каждому мужчине, посмевшему посмотреть на неё. На мою женщину. Шёлковый шарфик обвивал изящную шею, и только мы вдвоём знали, что он скрывал. Мой свадебный подарок ей. Тогда, в день нашего ритуала, закованный в цепи, презренный заключённый её отца, я не мог преподнести ей подарок. Но этот мой дар останется с ней на всю жизнь. Ошейник, такой же, как и у меня на шее, подобно обручальным кольцам семейных пар, и моё имя, выгравированное на её затылке. Вспоминал, как вырезал его, и по телу снова и снова пробегают искры возбуждения. По кончикам пальцев, словно электрическим разрядом, желание сорвать эту ткань, провести рукой по рисунку, демонстрируя, кому она принадлежит. И пусть все видят, и пусть осуждают. Мне плевать. Она моя, и я готов вырезать это не только на её коже, но и на телах всех, кто посмеет утверждать обратное.
Пытался поймать её взгляд и сатанел всё больше, понимая, что наталкиваюсь на непробиваемую стену отчуждения. Она не выглядела сломленной, разбитой, но из серых глаз исчезла жизнь, до того едва теплившаяся в них. И я чувствовал эхо волн опустошения и безысходности, накатывавших на неё, крепко сжимавших моё сердце тисками и не желавших отпускать.
Викки направилась к выходу из зал, и двое охранников проследовали за ней. Те крохи доверия, а, вернее, моей беспечности в отношении неё, Виктория Эйбель растоптала, согласившись отдаться первому встречному за дозу порошка. И теперь, если понадобится, она даже в туалет будет ходить в компании сторожевых псов.
Дьявол. Как же мне не нравился настойчивый запах опасности, проникавший в ноздри, заставлявший постоянно присматриваться к окружающим в поисках угрозы, улавливать, от кого она исходит. При такой толпе народа это становится просто нереальным. Голову прошибло чёткое осознание: как минимум трое из бывших союзников Эйбеля неожиданно покинули мероприятие. Вместе с семьями. Несмотря на то, что банкет был в самом разгаре. Вскочил с места, напрягая все свои чувства, пытаясь уловить местонахождение Викки. Скорее всего, она пошла в дамскую комнату, но телефоны её охраны не отвечали, а потом я уловил едкий запах дыма, услышал первые крики людей и вампиров, и по спине поползли холодные мурашки страха. Не за себя, нет. За неё. Долбаное дежа вю. Мой самый страшный сон, пережитый наяву, вернулся снова, сковывая всё тело ужасом, отправляя меня на столетие назад, в тот день, когда я чуть не потерял её в пламени.
Долгое время у меня был секретарь, смертный. Он рассказывал, что люди могут видеть один и тот же сон несколько раз, в разные времена. Как правило, кошмары, питающиеся людским страхом. Не насытившись с первого раза, они возвращаются, чтобы сполна получить самые сильные человеческие эмоции. Да, сильнейшая и самая правдивая эмоция у любого существа — это страх. Его можно скрывать, но он не поддаётся контролю, его можно внушать другим, и, в то же время, трястись от боязни перед собственными демонами. Не существует абсолютно бесстрашных. Каждый из нас боится чего — нибудь. Как испугался я, почувствовав настойчивый запах вербы, вплетавшийся в дым. Испугался не успеть. Не найти вовремя Викки.
Толпа вокруг сходила с ума, она бежала к выходу, затаптывая несчастных, не успевших уйти с её дороги. Словно обезумевшее стадо животных, спасающееся от хищника. А я бежал наперерез, распахивая двери, врываясь в альковы, пытаясь ощутить Викторию через нашу связь. Но единственное, что я чувствовал — это её панику, ужас, забиравшийся под её кожу и передававшийся мне.
Кожа на лице и руках нещадно обугливалась, верба обжигала ноздри и ротовую полость, проникая с каждым вздохом, с каждым криком. Да, я кричал, звал её по имени, я рычал, разгоняя, распихивая и безжалостно растаптывая всех, кто вставал на пути. Зал был охвачен огнём, а я лихорадочно считал про себя секунды, чувствуя, как шевелятся от ужаса волосы на затылке. Так долго я не мог найти её. Так долго. С каждой новой секундой шанс отыскать её живой становился всё призрачнее, истлевал на моих глазах.
Я не знаю, как понял, что Викки находится именно за этой дверью. Я просто понял это и всё. Ощутил всем телом. Почувствовал на уровне инстинктов. Ещё до того, как выбил дверь ногой. До того, как сознание взорвалось от радости, что она жива. До того, как сжалось сердце при взгляде на хрупкую фигуру, сидящую на полу и раскачивающуюся из стороны в сторону.
Моя девочка. Дождалась меня. Не оставила. Дикий восторг, смешанный с щемящей душу нежностью, просто от удовольствия держать её на руках, чувствовать облегчение, охватившее её тело, прижимать к себе, проталкиваясь через толпу, закрывая её лицо от отравленного дыма. Не отдам никому. Даже Смерти. Только моя. Только со мной. Надо будет — сам убью, но не отдам!
Это случилось мгновенно. Мы едва успели выйти из ресторана через чёрный ход, который вёл в какой — то тёмный переулок, как грудь разорвало острой болью. Перед глазами потемнело, и резко подкосились ноги.
«Нашли, суки, всё — таки нашли!». А кто именно нашёл, не имело значения. У меня всегда было слишком много врагов, слишком много тех, кто готов продать душу Дьяволу, но расправиться с таким ублюдком, как я. И мне плевать, что рядом нет Арно, уже плевать, что я так и не увижу остекленевший взгляд Доктора. Важно только не уронить Викки, важно, чтобы она убежала, спряталась. Но она не уходит. Она что — то кричит, я чувствую её горячие руки на своей груди, снова ощущаю, как её охватывает паника… Или это уже меня? И я не могу разделить, чьё сожаление и страх сейчас окутывает моё тело вместе с холодом, проникающим в каждую клетку. Она боится, что я умру? Или это я сожалею, что не могу говорить? Только просить, требовать, чтобы ушла, убежала, спаслась. Я хочу сказать больше, намного больше, но слова застревают в горле, а губы повторяют только «Беги!». Она должна спастись. А иначе…Иначе я вернусь даже с того света, и достану всех, кто посмеет причинить ей зло.
Но она не уходит. В который раз эта упрямая девчонка поступает по— своему. Почему остаётся рядом? Почему на моё лицо капают обжигающие слёзы? Почему она просит смотреть на неё? Что она видит в моём взгляде? И почему её собственный пронизан страхом? И мне важно, мне жизненно необходимо выполнить её просьбу. Не отрывать от неё глаз, впитывать в себя её образ. Я хочу поднять руку, провести пальцами по мокрым щекам с тёмными разводами сажи, дотронуться до дрожащих губ…Такая красивая. Даже сейчас.
И тут же меня выгибает от дикой боли, когда Викки погружает в мою грудь пальцы, не отрывая от меня взгляда, удерживая ладонью моё лицо. Лучшая анестезия — тонуть в её глазах, продолжая чувствовать боль, но не придавая ей значения, когда она так близко, когда её дыхание ласкает моё лицо. Резким движением выдернула из меня пальцы вместе с пулей, и я проваливаюсь на мгновение в пропасть, чтобы снова вернуться, когда в очередной раз слышу, как она шепчет моё имя. Только удержаться на краю этой пропасти слишком сложно. Она тянет меня вниз, она зовёт хриплым голосом, обещая избавление от всех страданий. И я не хочу туда. Впервые я не хочу провалиться в забытье. Я не могу оставить свою девочку здесь одну. На расправу своим врагам. Но бездна сильнее, и вот я уже лечу вниз, падая, ощущая, как бьёт в лицо ледяной ветер, как стремительно замерзает тело, и холод проникает в вены, замораживая кровь, добирается до мяса, до костей, охватывает сердце, и ему всё труднее биться. Оно и не сопротивляется, медленно затихает…
