— Тссс. Молчи, моя хорошая.
Мать закрыла лицо руками, и я увидела, что от ее руки к моей тянется провод капельницы.
— Я в отчаянии…если нас никто не найдет …меня надолго не хватит.
— Ри…но
Мать вскинула голову, и наклонилась ко мне.
— Ри…но, — боль ослепила вспышкой, и я переждала приступ, — он…
— Не знаю, милая. Я ничего не знаю. Скорее всего, его взяли Нейтралы за то жуткое преступление, что он совершил. Он убил твоего отца. Вначале тебя, а потом его. Викки…он чудовище…
Мой отец совершил преступление намного хуже. Он творил то, на что не способна ни один зверь. Он лишал свободы себе подобных, и проводил над ними жуткие опыты. Он самый худший монстр из всех, кто мог существовать в этом мире, и я знала, что рано или поздно Рино доберется да него, и никто и ничто не спасет его. Так и случилось. Эта кара была справедливой. Если бы отец любил меня, он бы сделал всё, чтобы я была счастлива, и не важно, с кем… Но он любил себя и свои амбиции. Власть. Пусть за счет унижения других, пусть по трупам и по головам, по мне…по матери, по Арману. Но, прежде всего, по Рино. Это он искалечил его не так физически, как морально.
— В…ла…д.
Она наклонилась ниже, чтобы услышать меня.
— Мама…Влад…звони.
— Король? Думаешь, он поможет Эйбелям? Мы для него враги, Викки.
— По…зво…ни.
Она кивнула, вытирая слезы, доставая трясущимися руками сотовый из сумочки. А я снова погрузилась во тьму. Мне казалось, я с нее и не выныривала. Я так и не могу отличить, где мой бред, а что происходило на самом деле.
* * *
Теперь я выныривала из небытия периодически, чтобы снова погрузиться в него или побыть на поверхности какое — то время. Пока окончательно не открыла глаза и не увидела совершенно незнакомую мне женщину, она склонилась ко мне и слегка улыбнулась. У нее очень красивое лицо и пронзительные синие глаза. И мне кажется, в моем бреду я видела ее много раз.
— Добро пожаловать обратно, Викки. Меня зовут Фэй. Я твой врач и я могу сказать, что ты быстро идешь на поправку. Твоя мама правильно сделала, что позвонила Владу. Теперь ни тебе, ни ребенку ничего не угрожает. Отдыхай. Я скоро вернусь.
Она выпрямилась, а я хотела схватить ее за руку, но меня сковала такая слабость, что я не могла пошевелиться.
— Рино, — голос чужой и хриплый, словно не мой вовсе. Где он? Он должен знать, что я жива…Должен знать.
Синие глаза женщины стали намного ярче и тут же потухли.
— Постарайся не думать. Я знаю, что ты пережила. После всех пыток он еще и убил твоего отца. За все приходится платить. Тем более, за такие тяжкие преступления, Викки…Это Рино сделал с тобой? Да? Ты можешь доверится мне…Все останется в этих стенах.
Я закрыла глаза. Не хочу говорить с ней об этом. Кто она такая, чтоб осуждать его? Она ничего не знает про нас. Ничего. Нас никому не понять. У нас иная любовь. Наша. Особенная. Страшная. Необратимая и адская. Любовь — боль, которую мы пили оба пересохшими, потрескавшимися до мяса губами беспрерывно, пытаясь опустошить друг друга…но источник любви неиссякаем, сколько не пей с него, он всегда останется полным. Наш был наполнен кровью и слезами, но это наши слезы, наша кровь. Мои принадлежат ему, а его мне. Никто и ничто не изменит это. Только наша смерть. Нет, не одного из нас… а только обоих. Пока кто — то жив — источник не пересохнет.
Я отрицательно качнула головой. И она вдруг наклонилась ко мне, сжала мою руку.
— Я не вампир, Викки. Я — Чанкр. Прикасаясь к тебе бессчётное количество раз, я видела все то, что ты позволяла мне увидеть. Две долгие недели мы вытаскивали тебя и ребенка с того света. Мне удалось добиться регенерации тканей сердца. Еще какое — то время тебе будет очень больно дышать и разговаривать, но это пройдет. Постепенно. Иногда рубец будет болеть. Хрусталь уничтожает способность тканей к заживлению. Я не могу дать тебе обезболивающее, потому что не знаю, как на все это отреагирует ребенок. Он вот — вот родится, а ты слишком слаба. У нас до родов две недели в запасе, максимум — четыре. За это время ты должна полностью выздороветь. И сейчас с каждым часом тебе будет становиться лучше. Я думаю, что дня через три ты встанешь с постели, а через неделю полностью вернёшься к нормальной жизни.
Я снова закрыла глаза, по щекам потекли слезы. Ребёнок жив. Значит, всё не напрасно. В этот раз всё не напрасно.
— Рино… — я умоляюще смотрела на неё. Пусть скажет мне, где он. Пусть скажет, что с ним всё в порядке.
Фэй нахмурилась, поправила одеяло и мою подушку.
— Не думай о нем. Все в прошлом. Забудь.
Протянула мне руку, и я резко сжала ее запястье, задохнувшись от боли. Наши взгляды встретились, и я позволила ей взять мои воспоминания. По всему телу прошла судорога, и я увидела, как расширяются ее зрачки. Вместе с ней… в пепелище, на костер…Быстро и больно, до крошева сознания, до пульсации в висках по автостраде нашей жизни с Рино на бешеной скорости. Когда я отпустила ее запястье, она закрыла лицо руками. Я видела, как дрожит ее тело, как покрылась мурашками кожа. Она села на краешек моей постели. Долго молчала, а я просто смотрела неё. Незнакомую мне, по сути, женщину, которой только что показала свою изнанку. Свою больную, обезумевшую изнанку. Уродливую, извращенную, помешанную на моем убийце и палаче… На отце моего ребёнка.
— Я не знаю, что с ним будет, Викки. Нам пока ничего не известно. Он у Нейтралов. Скоро суд. И нет никого, кто мог бы свидетельствовать в его пользу. Он взял на себя вину по одному непростому делу…Влад делает все возможное, но и его власть не безгранична.
Я сжала челюсти до хруста, начиная задыхаться. Значит …он позволил им взять себя. Значит, отыграл свое соло и больше не борется за себя. Будь ты проклят, Рино…Только не сейчас. Не тогда, когда у нас появился ещё один шанс. Пусть ничтожный, но шанс.
— Я могу, — прошептала еле слышно.
Фэй посмотрела на меня, тяжело вздыхая.
— Слушание завтра. До завтра ты еще не встанешь с постели. Ему нужен хоть один свидетель, Викки. Хоть один.
— Мама…она может. Позови ее, — мне казалось, что с каждым словом в область груди впиваются иголки и вспарывают меня. Но я могла бы вытерпеть намного больше, ради того, чтобы отыграть этот раунд по — своему. Засмеяться в лицо смерти. Нет, Рино не смерть — он ее обратная сторона. Он жизнь. Моя жизнь. Даже убив меня, он не отпустил. Я тоже не отпущу его. Я буду держать мертвой хваткой.
Глава 24
Словно вороны над головой в окружении своей добычи, они кружили надо мной, то резко взлетая кверху, то спускаясь настолько низко, что я чувствовал их дыхание на своей коже. Вестники Смерти. Они, наконец, вспомнили и обо мне. И я им был благодарен за это. За то, что появились только сейчас, дали возможность поквитаться с Эйбелем, предоставив отсрочку во времени. И я ненавидел их. За то, что не появились раньше. Не забрали с собой. До того, как я шагнул в эту пропасть. До того, как сорвался вниз. Да, я знал, что никаким крыльям не удержать меня от падения, не смягчить его, и я всё равно упаду в зловонную кровавую жижу собственной ненависти и злобы, захлебнусь в ней. Но я и представить не мог, что сам полёт вниз окажется куда болезненнее, куда страшнее удара о землю. Потому что он, мать его, сопровождался злорадным смехом Доктора, с горящими глазами и его мерзким голосом, которым он с извращённым удовольствием окунал меня с головой в это самое кровавое болото безысходности.
