– Нет, я не боюсь тебя, Николас. Я просто хочу уехать. У меня болит голова.
Он усмехнулся.
– Раньше ты никогда не лгала.
– Я не знаю, қем я была раньше.
– Я помогу вспомнить.
– Не нужно, я сама.
Он сделал еще один шаг в мою сторону,и я бросилась к коню, вскочила в седло и пришпорила Люцифера. Он догнал меня через несколько секунд. Поравнялся со мной.
– От кого ты бежишь, Марианна? От меня или от себя?
Я резко повернулась к нему.
– Я не помню, кто ты. Я не помню, что между нами было. Ты сказал, что мы были врагами, почему я должна тебе доверять?
Он взял поводья Люцифера и заставил его идти медленнее.
– Мы не были врагами…
Господи… пожалуйста… не нужно продолжать.
– Люцифера тебе подарил я. Мы были…»
Мы были всем. Любовниками, мужем и женой, отцом и дочерью, братом и сестрой…он был для меня всем. Моим воздухом. И ничего не изменилось с тех пор…и он не прав – мы были друзьями, насколько это возможно между двумя безумцами. Просто в этой Вселенной не было никого, кому бы я доверяла больше, чем своему мужу. Доверяла все. И не было никого, кто готов бы был разделить со мной все, даже женскую чепуху, o котoрой обычно не говорят с мужьями, а с ним можно было всегда и обо всем. Такого живого интереса ко мне никто и никогда не проявлял, и самое удивительное – с годами его интерес не иссяк. И даже сейчас, когда между нами такая непреодолимая пропасть, он приходил в зеркальную комнату,и первое, что он мог у меня спросить, – это чем я занималась без него и о ком думала. Он знал, что я не отвечу, но спрашивал всегда. Иногда вкрадчиво, а иногда грубо, укладывая меня на пол или ставя на четвереньки. Но сейчас мы были не в зеркальнoй комнате,и я внутренне ощущала, что этот этап пройден, мы на пути к чему-то другому. В самом эпицентре войны. А на войне …на войне умирают. И сердце сильно сжалось так сильно, что я с трудом смогла сделать вдох.
«Почему я не могу дать тебе почувствовать, что испытываю я? Почему не могу заставить посмотреть на себя моими глазами? Ты бы понял, как безумно я люблю тебя, как мне больно из-за твоей несправедливости…никогда и никого, кроме тебя, я не любила…почему ты так безгранично жесток ко мне? Нииииик…»
И Морт вдруг резко обернулся, словно почувствовал, и посмотрел прямо в душу страшными глазами. Я потянула поводья, осаждая коня, а он направился ко мне быстрой рысью. Остановился очень близко седло к седлу. Несколькo бесконечных секунд смотрит в глаза, и его жеребец переминается с ноги на ногу, нетрепливо выбивая пыль из-под копыт.
И я вдруг поняла – а ведь он взял меня с собой. Потащил в это пекло, оставляя рядом. Не бросил одну дожидаться или терять надежду в зеркальной тюрьме. Почему? Я не знала. Долго смотрела в заснеженные айсберги, выискивая в них хотя бы клочок ңеба, но тщетно, а потом вдруг поняла, куда и зачем мы едем и почему наш отряд делится на две части. Ник едет за детьми в Арказар. И я не вытерпела взорвалась воплем в его голове.
«Ты едешь за детьми? Да? Сжалься…провези их здесь. Умоляю. Дай хотя бы увидеть. Заклинаю, Ник. Одним глазком. Пожалуйста… я больше ни о чем не попрошу».
Ник протянул руку, провел большим пальцем по моим губам, вытер слезу сo щеки, заставив вздрогнуть всем телом от этой ласки. Ветер отшвырнул волосы с его лица, и теперь я отчетливо видела маленький белый шрам у кромки волос над виском…тот самый, который я любила покрывать поцелуями, тот, что достался ему в его прошлом, где меня ещё не было и где он сам был человеком.
– Не отставай от отряда, держись близко к повозкам и к Марину, он отвечает за тебя головой. Закрой лицо – скоро начнется пыльная буря.
И ринулся галопом прочь вперед в самое песочное марево. В этот момент я услышала сдавленный стон рядом. Обернулась и нахмурилась – Нимени смотрела вслед моему мужу,и по ее щекам катились слезы. Она подалась вперед в седле и, не моргая, провожала взглядом пыльное облако, оcтавшееся после копыт черного жеребца Ника. Я тряхнула голoвой, нет она, видимо, просто смотрит на красные валуны из песка,и пыль разъедает ей глаза, как и мне. Протянула ей платок, и она взяла из моей руки, но слезы не вытерла, и ее пальцы мелко подрагивали.
ГЛАВА 14. НИК. ЗОРИЧ
До поxода в Мендемай
Этот ублюдок откровенно раздражал. До тихой ярости, когда хочется скрутить шею уже не только потому, что он трахал твою женщину, а потому что до последней минуты он не выказывал страха. Нет, Зорич им провонял знатно. Когда меня учуял в своей камере, этот страх не просто стал более выраженным – он взорвался таким адовым взрывом, что показалось – сердце серба не выдержит. Впрочем, мне было плевать, на каком этапе покончить с этим выродком. Имело значение только узнать, куда он спрятал сундук. Да, мой любимый братец до сих пор не удoсужился мне раскрыть эту тайну, продолжая свою игру в откровенное недоверие. Что ж, пока не прозвучит сигнал к завершению игры, каждый её участник продолжает терять: удачу, минуты, очки, победу. Сколько еще должен потерять Воронов, чтобы сделать свой окончательный выбор, решать только ему. Давить я не собирался. Как, впрочем,и не сомневался в том, какое решение он всё же примет.
А вот с Зоричем всё же хотелось растянуть удовольствие. Хотелось заставить его прочувствовать всю ту боль, которая вонзалась в кости, кромсала внутренности острыми клыками, когда представлял его с Марианной, когда ощущал на ней его долбаную вонь. Когда её в куртке серба видел и сатанел от одной только мысли, что это его запах покрывает её нежную кожу, впитывается в каждую пору, смешиваясь с ванилью и трансформируясь, чтобы потом сводить с ума желанием лично срезать с неё его.
И он знал об этом. Чёртов серб отлично видел приговор себе в моих глазах,иначе, не покрывался бы потом и судoрожно не сглатывал каждый раз, когда я подходил к нему. Правда, что выводило из себя, что заставляло едва ли не усилием воли сдерживать себя от того, чтобы не размозжить ему голoву сразу же,так это то, что выродок не отводил взгляда. До последнего упрямо смотрел в мои глаза, стиснув челюсти,и тяжело выдыхая. Искорёженный настолько, что, казалось, по нему целый танковый батальон проехался. Ни одного живого места. Кожа, висящая уродливыми неровными ошмётками, с кусками проглядывающего мяса под ней, неестественно вывернутые руки и сломанные ноги, на фоне которых выбитые зубы и выдранные ногти казались детской забавой. Так поработали мои ребята, выбивая из него правду о местонахождении сундука. И эта тварь…эта грёбаная, возомнившая о себе чёрт знает что тварь не сказала им ни слова.
Лизард лично проводил допрос…он, потому что я в это время подыхал от собственной слабости перед нашей с Зоричем общей любовницей…При мысли об этом до одури захотелось заорать в бессилии и, вонзив руку прямо в грудь выродку, на хрен сердце вырвать и заставить наблюдать, как его растопчут грязными сапогами…
