* * *
За следующие несколько недель умственные способности и координация движений нового помощника Смерти не выказали никаких признаков улучшения. В течение нескольких трапез наблюдалось, как он играет с распашными дверями, налетает на стены и пытается съесть свою тарелку. В конторе ему удалось обрушить все до единой стойки с документами — трижды, а также дважды высадить локтем оконное стекло. Выведя Цербера на прогулку по лугу, он допек животное настолько, что пес разорвал его на части — пришлось собирать заново и на сей раз накладывать швы.
Важнее же всего вот что: в рабочие часы его добродушная недееспособность привела к тому, что многие клиенты Смерти сумели обдурить судьбу — по крайней мере временно… И на очень недолгий срок очень немногие люди все же смогли прожить чуточку дольше.
Но и этому пришел конец.
ПОРУЧЕНЕЦ
Следующим одиннадцати, тоже не добравшимся, и Сэму, которому удалось
Ожидание
Винсент Роуч был в трех минутах от смерти.
О конечности жизни он не помышлял — ни о своей, ни о чьей-либо еще. Слишком увлекался жизнью, чтобы тратить время на раздумья о ее завершении. Почитаем собратьями-учеными, жена — повод для зависти всех коллег, вроде благословлен непрерывным везением и мог бы даже сказать о себе, что счастлив. Этот самый вечер, что не редкость, принес ему вести о повышении по службе, а также утонченнейшую трапезу из всех, какие ему доводилось вкушать. Карьерные почести — сообразная награда за его усилия, а вот еда оказалась настоящим сюрпризом. Шагая по мосту в долгой прогулке к дому на севере города, он воскрешал трапезу в воображении: ароматы в ноздрях, вкус на языке — сливочную сладость мяса, роскошное тепло вина, исключительную нежность десерта… В такие мгновения он чувствовал себя настолько живым, что хотел вопить, говорить каждому, кого встречал, о счастливых новостях своего успеха, однако из уважения к суеверию лишь прикрывал глаза, вскидывал лицо к звездам и молча благодарил Бога.
И на сей раз Бог ответил:
— Эй, малявка! Отдай!
Винсента парализовало от неожиданности — что спасло его от унижения ссыпаться на землю дрожащей кучей.
— Ну же! Мне недосуг возиться тут с тобой весь день.
Голос поверг Винсента в ужас. Не похожий ни на что, прежде слышанное: высокий и зловещий, жуткая какофония писка и бурчания.
Винсент ждал.
Кралась самая долгая минута его жизни.
Голос больше ничего не сказал.
Винсент приподнял трепетавшее веко. Первоначальная муть постепенно рассеялась и явила колокольню его колледжа, озаренную сзади. Никакого следа громадного призрачного лика с длинной белой бородой не было — более того, ничьего следа не было, ни человеческого, ни божественного. Винсента переполнило облегчением.
А затем он уловил в высоте какое-то движение. Маленькое, еле заметное, словно плеск птичьего крыла.
Исполинская длань сжала ему сердце. Его замутило — но и стало стыдно за себя. Ведет себя глупо, наказывает сам себя за удачу. В некоем ребячливом углу его ума что-то не позволяло ему упиваться успехом без всякого груза вины. То движение — ненастоящее. Какая-то извращенная греза, всплывшая из детских кошмаров.
Но оно случилось вновь. Под зубчатым парапетом колокольни — мерцавшая, пульсировавшая штука, чье ритмичное биенье крыльев передразнивало стук у него в груди. Теперь Винсент разглядел ее отчетливее. Круглое коренастое тело с руками, как у летучей мыши, гротескное лицо. Пока Винсент смотрел на него, рот у существа задвигался.
— Да-да, полуживчик, я с тобой разговариваю.
Винсент отпрянул в ужасе. Потерял равновесие, споткнулся и тяжко упал навзничь. По позвоночнику ринулась молния, воздух из легких выскочил. Винсент открыл рот — закричать, но не вышло ни единого звука.
— Мне нужно лишь то, что мне принадлежит по праву.
Существо распахнуло крылья, сигануло с каменного насеста и эдаким зловредным херувимом порхнуло к Винсенту. Винсент принялся отчаянно озираться. Улица пустовала. Уму непостижимо. Он, должно быть, спит. Наверняка скоро проснется.
Существо неуклюже приземлилось рядом, спотыкаясь на раздвоенных копытах и громко матерясь на языке, которого Винсент не знал. На миг оно уставилось на лежавшего, а затем улыбнулось:
— Все эта дурацкая оболочка, — пропищало оно. — Но что-то ж надо выбрать, ну? Такие правила: по одному за раз и живцом не прикидываемся. Все изменится, когда мост достроят. — Улыбка расширилась и обнажила десятки крошечных бритвенно-острых зубов. — Я вот о чем: не надо думать, что я на тебя сержусь… Пока во всяком случае.
Хоть это понимание ничего хорошего ему не сулило — и совершенно точно стало последним в его жизни, — Винсент наконец осознал, что за тварь перед ним. Это ни пьяная галлюцинация, ни религиозное видение: он таких видел прежде много раз, пусть никогда и не в таком обличье. В твари было около метра росту, короткое толстое тело, толстые ноги и кургузые руки. Ладони и стопы оканчивались желтыми когтями. Голова безволосая и круглая, с искристыми синими глазами, уши заостренные, широкий рот. Кожа рябая, цвета крови и испражнений, запах такой же. Однако, что самое примечательное, это существо было живое… Все горгульи, каких Винсенту доводилось видеть прежде, были из камня.
— Чего тебе надо? — выдохнул он.
— Оно заговорило наконец! — Горгулья опять заулыбалась, тонкая вожжа зеленоватой слюны свесилась из уголка рта. — Я уж подумал, что обнаружил очередное чучело. «Аб, — грю я себе, — опять не тот попался». Ну, знаки-то не всегда такие отчетливые, как хочется, а? — Существо подмигнуло. Винсент почувствовал, как подымается в глотке омерзение. — Не важно. Раз уж ты заговорил, у нас точно что-нибудь получится… Давай-ка начнем сначала: оно у тебя при себе или как?
— Я не понимаю, о чем ты…
— Ты хоть тот, кто мне нужен?
— Я…
— Давай уж. Ты же правда полуживец?
Винсент оторопел. Ему хотелось убежать, но он не мог даже встать. Руки и ноги у него будто залило бетоном, а мозг повторял и повторял по кругу четыре слова: этого не может быть, этого не может быть, этого не может быть…
— Что ж такое, — процедила горгулья. — Хотя, если приглядеться… — Чудище протянуло когтистую лапу к Винсенту и погладило его легонько по щеке; вздохнуло. — Ты же теплый, да? Какая… неудача.
