— Мертвянку понимаю. Один стук — нет, два — да…
Он покачал головой.
— Это для почвенников. Я же говорю о более сложном общении, чем стуки и царапы по стенкам гроба, — о языке, на котором разговаривают мертвецы на поверхности между собой. Если нужны данные от трупца, необходимо — из вежливости — разговаривать на мертвецком. — Он повернулся к телу, располагавшемуся ближе всего — к рослому, изысканному собранию окровавленных костей и драной плоти, — и разразился нечеловеческой тирадой стонов, всхлипов и гортанных кряков. Как бы то ни было, я бы не поверил, что происходит разговор, если бы труп не ответил тут же — тихо и протяжно заскулил слюнявой пастью.
Смерть перевел:
— Я только что спросил ее, кто отвечает за ее прекращение. Она ответила: «А мне-то что?» — подобные чувства питают все до единого здешние мертвецы. Мы знаем, как они умерли, и они даже скажут, кто их убил, но это не означает, что мы знаем, кого в конце концов винить. Вокруг столько оборотней, мог быть кто угодно.
Я оглядел столовую. В окружении всех этих мертвых тел, слушая их тихие стоны, наблюдая, как они тихонько шаркают по коврам, я почувствовал неопределимую тоску. Ничего личного в ней не было: они просто напомнили мне о моем бытии в гробу.
— Что они сейчас говорят? — спросил я.
— Ничего необычного: как им здесь нравится, как им тут безопасно, как они ценят тесноту. Неудивительно. Их не заставляют двигаться, делать что бы то ни было или разговаривать. Они довольны — насколько это возможно для мертвецов. — Он сгрыз еще несколько насекомых. — К сожалению, это ничего не меняет. Мы вынуждены переместить их, и я бы просил вас нам помочь. Правила Воссоединения требуют, чтобы при Агенте в каждой поездке был помощник: мертвецы имеют привычку разбредаться, и, чтобы приглядывать за ними, нужны двое. Как я уже отмечал, нам страшно не хватает рук…
Я гонял еду по тарелке. Не спрашивал, ни в чем состоят Правила Воссоединения, ни куда приведут меня эти поездки. Я был такой же труп, как и мертвецы вдоль стен.
— Не буду подписывать договор, — сказал я.
— Никаких договоров.
— И мне по-прежнему нужно работать.
— Все поездки происходят ночью.
— Но главное: я хочу понимать, как можете мне помочь вы.
Он закинул пригоршню ящериц в рот — так жадный ребенок хватает из мешка сласти.
— С этим сложнее. Я могу вам помочь найти то, что вы ищете, но сначала вы должны сказать мне, что это.
— Но я не знаю!
Он ободряюще опустил руку мне на плечо.
— У вас уйма времени, чтобы это выяснить. Однако, если стрясется худшее: вы никогда не обнаружите причину собственной тоски и не сможете при этом продолжать быть как есть, — я могу запросто вернуть вас в гроб.
Малая часть гнета, грозившего раздавить меня, исчезла. От внезапной легкости у меня закружилась голова. Я тяжко боролся, чтобы сохранить эту жалкую толику бытия, которую называл своим, и все же возможность прекращения, столь прямо предложенная, оказалась нелишней.
— Отбываем завтра в полночь, — сказал Смерть. — Выбор за вами.
Ностальгия
Чего я искал?
Я уже размышлял над этим, но теперь, добравшись к себе в каморку, этот вопрос повторялся и повторялся бесконечно. Чего я искал? Не имел понятия. Так чего же я искал? Голова у меня загудела. Иероним прав: я не умнее его. Если не знаю ответа, незачем и принимать предложение Смерти — разве что ради возвращения в гроб. Я не понимал, что делать… И тут в уме вспыхнул образ — луг, сбегающий к реке. Я подумал, что это ключ к загадке, и ненадолго возликовал, однако оказалось, что это лишь воспоминание ходячего мертвеца о прошлой жизни, за немногие осколки которой я цеплялся в снах. Ностальгия, не более.
Для живца ностальгия подобна боли: налетает редко, припадками. А у ходячего мертвеца ностальгия — в крови. Это неизбывная часть его. Одна из немногих причин, почему ходячий не сигает в ближайшую разрытую могилу и не ждет, когда гробокопатели засыплют его землей.
Чего я искал?
Я открыл дверь в квартиру и обнаружил на лестнице типовой конверт. Я уже знал отправителя: мой арендодатель — единственный человек, который мне писал. Я сел на диван и вскрыл конверт. Внутри содержалось письмо.
Уважаемый арендатор Помещения,
согласно условиям вашего съема, сим уведомляю вас, что ваше право занимать означенное Помещение будет отозвано через неделю от указанной даты. В узаконенном порядке вы должны освободить Помещение до указанной даты и вывезти все принадлежащее вам имущество. Любые предметы вашего имущества, оставшиеся в Помещении после полудня означенной даты, будут конфискованы и переданы на хранение за ваш счет.
Я налил себе стакан воды. Теперь я был обязан освободить квартиру до конца недели. Как и все мои прочие обязательства, я принял, не ропща, и это.
Устал. Разделся, опрятно сложил одежду на полу и лег на диван. Погодя закрыл глаза и ни о чем не думал, пока сон наконец не поглотил меня.
И вновь мне приснилось то единственное, что снилось всегда.
Гуляю по зеленому лугу, что сбегает к синей реке. Я хорошо знаю этот луг: когда-то приходил сюда, пока был жив, с единственной любимой женщиной.
Это уютное место, но я чувствую, что чего-то недостает. Окрестный пейзаж незнаком: бескрайнее оголенное пространство, усыпанное черными валунами. Дальний берег реки тоже другой. Где прежде были зеленые деревья и далекие холмы, теперь я вижу лишь густой серый туман. Не понять, где заканчивается река и начинается суша.
У кромки воды стоит одинокая фигура, смотрит в туман. Я приближаюсь и вижу, что это моя возлюбленная, ждет там, где мы обычно встречались. Бегу к ней, ощущая, как первые волны жара опаляют мне кончики пальцев, и, добежав до нее, смеюсь от страха и облегчения. Касаюсь ее плеча, и она оборачивается.
Это не моя возлюбленная.
Горение
Он предвкушал этот миг тысячу лет. В масштабах вечности тысячелетие не имело значения, но терпение среди его достоинств не числилось. Его вынудили ждать, и это раздражало.
Без дела он, конечно, не сидел. Приглядывал за Хранилищем, управлял рабочей силой и раздавал наказания, когда было нужно. Во время случайных визитов в Верхний мир он был крушителем черепов, ломателем хребтов, напастью всем живущим. Но ожидание постепенно сжирало его. Поначалу оно угнездилось в нем невинно, ползая по коже мясной мухой. Далее — возможно, постоянное присутствие этой докуки усыпило его бдительность, а может, внимание отвлеклось на десяток-другой лет, — она проникла ему под ящерную шкуру. Теперь же личинки ее поглощали его изнутри.
