Боли нет, но мне страшно. Это место тревожит меня — не потому, что со мной здесь стряслось нечто ужасное, а потому что инстинкты подсказывают мне: стрясется. А следом настигает новое прозрение:
Я не дышу.
Воспоминание резко оборвалось. Старший управляющий все еще говорил:
— …факт: большое будущее — впереди, и мы хотим, чтобы вы были частью этого успеха. — Улыбнулся самодовольно. — Я когда-то был как вы. Простой наймит. Но я держал нос по ветру и старался хорошенько. Видел ценность карьеры в… — Он умолк, уставился на меня. — Вы в порядке?
— Да.
— Вы бледный.
— Просто голова немного кружится.
Он попытался положить руку мне на плечо. Я отшатнулся с его приближением. Он отстранился.
— Может, вам стоит взять отгул на остаток дня.
— Со мной все хорошо, правда.
— Я настаиваю.
Я вяло глазел на него. Он смотрел на меня — вероятно, авторитетно, вероятно, близоруко, а может, и так и эдак сразу. Чуть погодя он встал. Ягодицы оторвались от сиденья, кресло пискнуло. Управляющий сально улыбнулся.
— Обдумайте на досуге, о чем я с вами поговорил.
Я кивнул и вышел. Как только дверь за мной закрылась, я забыл и то малое, что услышал.
Пошел искать Зоэ. Думал, может, она захочет меня повидать. И я хотел потолковать с ней, но плохо представлял, что ей сказать. От этого мне стало тревожно: не в моей природе откликаться на то, что другие могут чувствовать, или же следовать порывам.
Я нашел ее: она разговаривала с Дэйвом. Тот одновременно хохотал и переворачивал котлеты — такой талант производил на меня впечатление. Я понаблюдал за ним сколько-то. Едва присматривая за тем, чем занимался, он прижимал каждую котлету к жарочной решетке лопаткой, оставлял жариться минуту, а затем подсовывал лопатку под котлету и ловким движением кисти переворачивал ее — все время поддерживая разговор. О подобной координации движений я мог только мечтать.
— Пальчик! Как тебе лекция?
— Мало что помню.
— Я тоже. — Он лыбился. — В уме засела только фигня про «возможности расширения» — я тогда не мог не подумать про его громадную жирную задницу.
Я почуял, что Зоэ смотрит на меня. Ходячие научаются не начинать разговоры, но я ощущал, как в животе у меня набухает порыв, вздымается к груди. Я того и гляди заговорю. Мысль породит слово, рот придаст ему форму, дыхание столкнет с губ. С минуты на минуту. Неизбежно.
Ничего не сказал.
— Ты какой-то умотанный, — сказал Дэйв.
— Да.
— Ты нормально?
— Нет.
— Шел бы домой.
— Я собирался…
Глянул на Зоэ. Она смотрела на меня со странной улыбкой. Видеть эту улыбку было невыносимо. Она меня уничтожала. Я почувствовал себя так, словно должен рухнуть наземь и ползти отсюда змеей. Отвел взгляд и посмотрел на никелевый кулон у нее на цепочке вокруг шеи. И тут меня накрыло еще раз. Это была самая красивая вещь на свете. Я не владел ситуацией. Вздутие у меня в груди прорвалось ко рту, и слова выплеснулись наружу:
— Мне нравится твой анкх, — сказал я.
Я рад был уйти. Пережил порыв и, что еще хуже, пообщался с живцом. Совершил ошибку и не сомневался, что она повлечет за собой ужасную кару. Будь со мной Смерть, я бы умолял его бросить меня в ближайший гроб, привинтить к нему крышку и залить его быстрозастывающим бетоном. И все же чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, что случившееся — не катастрофа. Тревожило, что я открылся перед знакомыми людьми, в этом таилась опасность, если б я остался, но по крайней мере я не употребил слово «любовь».
Отправился я сразу домой, не навестив родителей. Покойники еще менее участливы, чем неупокоенные, и я решил, что мой перечень тревог им наскучит. Оказался не способен доработать полный день, меня того и гляди вышвырнут из квартиры, воспоминания не дают мне покоя, Зоэ не обращает на меня внимания, и ответа на вопрос у меня по-прежнему нет. Пусть лучше покоятся с миром.
Хотел бы я того же и для себя, но, прибыв домой, обнаружил того, кто лишь умножил мои тревоги.
Швы
Иероним. Я натолкнулся на него, открыв дверь в подъезд. Он стоял сразу за нею и чесал шов, державший его потроха.
— Я вас ждал, — сказал он.
— Да?
— Весь день.
— Я был на работе.
— Я знаю. — Он уставился на меня одиноким выпученным глазом и сказал невпопад: — Мы сегодня прекратили кое-кого.
— Ага.
— Прикосновение Смерти. Клиент 643216842. Невысокий мужчина, крупные стопы, волос нет. Не хотел уходить, сказал, его время не истекло… Но ошибся. — Иероним засмеялся, как нынче утром: громко и долго.
— Пойдемте внутрь.
Мы поднялись по лестнице к квартире. Я предложил ему подниматься впереди. Зря. На то, чтобы прошаркать и проспотыкаться пятнадцать ступенек, ему потребовалось пять минут, мне пришлось подымать его всякий раз, когда он падал, и он залил кровью весь ковер. Ни кровь, ни его неуклюжесть меня не донимали — у всех свои странности, — но события этого дня меня нервировали и без того, и я был убежден, что он привлекает к себе внимание. Когда я наконец закрыл за ним дверь квартиры, мне полегчало.
Иероним тревожно оглядел незнакомое пространство, затем уселся на диван, поглаживая левой ладонью тыльную сторону правой.
— Чего вам надо? — спросил я.
Он надулся, бледная нижняя губа проступила из бороды, как детеныш песчанки, вылезающий из гнезда.
— У меня сообщение от Смерти. Он сказал, что вы, быть может, сегодня поедете с нами. Я сказал, что вы мне не нравитесь, но он сказал, ничего страшного, это временная задача, и я сказал: «Ладно». А потом встретил Мора. Он что-то вкалывал крысам, мне не сказал что. Я спросил, можно ли мне крысу в питомцы, а он только посмеялся, и я спросил еще раз, но погромче, и он меня отчитал. Он мне тоже не нравится. А потом Смерти позвонил Раздор и сказал, что у него есть теория, кто производит все эти прекращения…
— Что за сообщение у Смерти?
— Я собирался вам сказать, но вы меня перебили, и вряд ли я теперь вам скажу.
Предложил ему стакан воды. Он отказался. Предложил фрукт. Он сказал, что он не обезьяна, — но эта мысль его повеселила, и он перестал обижаться. Я еще раз спросил о сообщении. Он тщательно подумал, прежде чем ответить.
— Он сказал, что я должен вам сообщить, что он забыл вам кое-что сказать.
— Что же?
Он извлек из кармана записку и прочел ее несколько раз, беззвучно произнося слова и водя по строкам пальцем.
— Он сказал, если вы решите прийти, он даст вам вознаграждение. Но только если хорошо сделаете работу и только по окончании ее. Еще он сказал, чтобы я вам ничего не обещал и не говорил, что им до зарезу нужна любая помощь. — Он покраснел. — Поэтому вам следует забыть, что я об этом заикнулся.
