— Все так, как должно быть, — сказал он.
Когда был жив, еще ребенком, я побывал с отцом в одной поездке. То было тайное путешествие: я много раз спрашивал, но отец не говорил мне, куда мы едем. Я был взбудоражен и немного напуган, но отцу доверял.
Он повез меня прочь из города по сельским дорогам. Вертлявые серые полосы асфальта с тех пор давно уже слились у меня в сознании, а остался лишь короткий пробег, ведший к приземистому зеленому холму. Отец свернул на склоне и остановил машину у деревянных ворот; за ними был луг, сплошь в ярких желтых цветах. Тогда я не знал, как эти цветы называются, да и сейчас не знаю, но память того мига хранится во мне детской грезой: изумрудное поле, усыпанное золотой пылью, под сонной линялой синью летнего неба.
— Как красиво, — сказал я.
— Да, — отозвался отец. — Все так, как должно быть.
Он выбрался из машины. Я — за ним. У ворот был перелаз: отец подхватил меня и помог перебраться на ту сторону — легко, словно я был мешком пуха. На той стороне, привольный, я не смог удержаться и помчался на луг. Он оказался глубже и темнее, чем подсказывали мне глаза: кое-где изумрудная трава поднималась выше моих колен, крапинки цветов царапали меня колючими стеблями, я спотыкался на незримых рытвинах. Но все равно бежал. Бежал, пока в легких у меня не стало жарко и остро. Бежал, пока ноги не превратились в камни, руки — в якоря, голова — в пушечное ядро, и когда я наконец упал — лег на спину в траве, содрогаясь всем телом, хохоча.
Я закрыл глаза и стал грезить на жаре. А когда вновь открыл их, отец сидел рядом и глазел на просторную плоскую равнину, раскинувшуюся от подножия холма до горизонта. Он сказал:
— Когда мне было как тебе, меня сюда привез мой отец. Мы сняли рубашки и гонялись по всему полю за бабочками. Их тут были десятки, их носило ветерком туда-сюда. У меня не получалось их ловить, я был слишком неуклюжий, а отец поймал одну в рубашку и показал мне. Как маленький обрывок бумаги. Нервное, трепетавшее существо. Я хотел ее себе оставить, а он рассмеялся и выпустил ее. — Отцово лицо сделалось печальным — вразрез с моим восторгом. Мне стало неуютно, я ощутил, что устал. — Странно, — добавил отец с сожалением. — Я все еще по нему скучаю, хотя столько лет прошло.
Полил холодный, упорный дождь.
Смерть воодушевленно помахал Иерониму на прощанье — тот ответил насупленно, — после чего повернул ключ в зажигании. Выжал газ. Через несколько секунд мы уже гнали прочь от Агентства на скорости шестьдесят миль в час, обгоняя на поворотах, проскакивая на красный свет и летя по «лежачим полицейским».
— Прошу прощенья.
Сначала я подумал, что со мной заговорил пластиковый скелетик, висевший на зеркальце заднего вида, а затем осознал, что это один из мертвецов на заднем сиденье. Я обернулся, но у них всех был один и тот же остекленевший взгляд, и все они возбужденно размахивали руками. Мне не хватило смелости потревожить их равновесие — не говоря уже о возможных вопросах к ним.
— Я сказал «прошу прощенья».
Я вновь обернулся. На сей раз заметил, что прямо на меня с полки под задним стеклом смотрит голова без тела. Она пускала слюни и перекатывалась из стороны в сторону, пытаясь привлечь мое внимание. Насколько я мог судить, голова когда-то принадлежала женщине.
— Слушаю, — сказал я.
— Вы мне новое тело нашли? — спросила она.
Я растерялся и промолчал. Голова, не смутившись, продолжила чередой еще более странных реплик, которые я списал на распад мозга.
— Вы не слишком рано меня вынули?
— Не знаю.
— Сколько меня не было?
— Не знаю.
— Тогда что я здесь делаю?
Я глянул на Смерть, ища помощи, но из-за его маски робел и не хотел лишний раз его тормошить. Попытался ответить, как мог.
— Вы мертвы.
— А чего я с вами разговариваю?
— Я тоже мертвый. По крайней мере был. Меня воскресили…
— Ой, да ладно.
— Как угодно, — сказал я.
Смерть повернулся ко мне. Голос его из-под маски звучал гулко и тихо.
— Первый выбор вы совершили.
— Но она такая упрямая!
Он дал по тормозам. Голова без тела скатилась со своей полки и, проскакав по салону, упокоилась в конце концов у меня на коленях. Два трупа на заднем сиденье дернулись вперед и с тошнотворным треском стукнулись черепами о спинки кресел. Третий, сидевший посередине, проскочил в зазор между сиденьями, влепился лицом в ветровое стекло, плюхнулся головой на торпеду и некоторое время не двигался. Во всей этой неразберихе что-то слетело на трассу, отскочило от асфальта и укатилось под чью-то припаркованную машину. И лишь тело, лежавшее на полу, избежало неприятностей и не отказало себе в удовольствии подчеркнуть это неоднократно. Смерть не обратил никакого внимания ни на кого из них. Снял маску и твердо обратился ко мне:
— Ее нужно убедить в вашей искренности. Некоторые трупцы пренебрегают бледностью собственной кожи и хладом крови, не чувствуют пустоты в легких, не видят тусклости своих глаз… Обращайтесь с ней по-доброму, участливо. Спросите, как она себя чувствует, как именно умерла. Говорите с ней на ее языке. Это вопрос почтения. — Он вновь нацепил маску.
Его слова заставили меня осознать, сколько всего я забыл с тех пор, как воскрес. Важнейший вопрос для любого мертвеца — как его прекратили, лишь об этом я и разговаривал со своими соседями по грунту. Как вы? Как вы умерли? Бывайте. Что тут еще скажешь?
Тело, лежавшее между нами, зашевелилось. Потерло череп, огляделось и горестно застонало.
— Надо было пристегиваться, — сказал Смерть.
Мечты о глубокой заморозке
— Как вы? — спросил я у головы.
— Если не считать поездки в машине на бешеной скорости с психом за рулем и разговора с кем-то, кто утверждает, что он умер, — вполне.
— Как вы умерли?
— Может, это вы мне скажете, как умерли?
Я пожал плечами. Подробности для меня теперь ничего не значили, но помнил я их неплохо.
— При жизни я работал частным сыщиком. Последнее мое дело — женщина, которую я когда-то любил, она попросила меня собрать изобличающие данные о своем супруге. Это долгая история и заканчивается она тем, что я упал с семиэтажного дома. Падение меня не убило, меня убил тот самый супруг. Они с напарником отвезли меня в зоопарк и швырнули в яму с аллигаторами.
— Не повезло.
— Да.
— И маловероятно.
Я не понимал, как возразить.
Смерть показал пальцем на бардачок. Я открыл его. Помимо замши и скребка для льда в нем лежал его личный карманный компьютер и причудливая авторучка. Он затребовал два последних предмета, я передал. Ведя коленями, он чиркнул кончиком авторучки по бляхе, прикрепленной к правому уху головы. Я услышал краткий писк.
