Мисс Трейджер была в ужасе.
– Но это же жена вашего сына, – прошептала она.
– Она ею и останется. Она даже не замечает, что происходит. Я об этом позаботилась. Он потерял к ней интерес, как только она стала обыкновенной, такой, как остальные его знакомые женщины, – стрижка и все прочее. Он считает ее просто пьяной маленькой шлюхой. Ему так удобнее, и он охотно верит всему, что я говорю. Когда он женится следующий раз, невесту буду выбирать я. К тому времени эта будет уже мертва. Здоровье ее, похоже, разрушено, она ничего не ест. Теперь очередь за разумом. А потом я отберу наркотики. Как жена моего сына, она останется у меня в доме, под моей опекой. – Она взглянула на мисс Трейджер: – Ну, так как же насчет вашей совести? Как дорого вы оцениваете ваши чувства? Хотите отказаться от тысячи в месяц и поискать другую работу? Я дам вам прекрасные рекомендации… Вы ничего не хотите мне сказать? В таком случае отправляйтесь обратно и понаблюдайте за нашими юными любовниками. Проследите, чтобы у них было все, что они пожелают. Я хочу, чтобы милая Гарден была счастлива. Она доставляет мне столько удовольствия!
71
Кто-то помог Гарден выбраться из такси. Она огляделась вокруг. Все расплывалось. Последнее время так случалось часто.
– Что это за место? – спросила она. – Где я?
– Пляс Пигаль, детка. Мы идем в клуб, который недавно открыла Джозефина Бейкер, помнишь? Будем пить, есть и веселиться. С Новым годом! Ну, идем, здесь всего несколько ступенек.
Гарден вгляделась в мужчину, который больно схватил ее за руку и тянул за собой.
– Я вас знаю?
Он захохотал, откинув голову.
– Только в библейском смысле, – сказал он. – Я в Париже всего на субботу и воскресенье.
Теперь она вспомнила. Это он сделал ей так больно, сказав, что Париж напоминает Содом и Гоморру. А может, и не он. Тот был толстый. А этот, библейский, совсем тощий. Или тощий был итальянец? Она не могла вспомнить. Впрочем, какая разница? Ничто не имело значения.
– Вы чей друг? – Они всегда были чьими-то друзьями. Их всегда представляли. Только проститутка ляжет в постель с мужчиной, который не был ей представлен. Она не хотела, чтобы Скай считал ее проституткой. Она хотела, чтобы он гордился ею.
– Можете считать, что я друг вашего мужа. Он сейчас с моей женой, понимаете?
– Понимаю. – Гарден услышала музыку и начала танцевать прямо на улице. – Люблю музыку, – сказала она и улыбнулась чудесной улыбкой, которая так редко появлялась теперь у нее на лице. – Люблю танцевать! – Она сделала па чарльстона. – Все любят меня, когда я танцую.
– Я понимаю почему. – Мужчина обнял ее. – А как насчет новогоднего поцелуя? Уже почти полночь.
– Почему бы и нет? – Гарден повернула к нему лицо и закрыла глаза. Ее ноги и тело продолжали двигаться в такт музыке.
– Ну и Новый год нынче! Слушай, а почему бы нам не сбежать от остальных и не отправиться ко мне в отель?
– Я думала, мы уже были в постели.
– Да, но это было вчера. Я был пьян. Давай пойдем, пока я еще трезв.
– Нет. Хочу танцевать. – Гарден направилась к дверям ночного клуба.
Там их уже с нетерпением ждали. Скай подошел и проводил их к столику.
– Не садись, Гарден, идем. Тебе еще надо кое-что сделать.
– Я хочу в дамскую комнату.
– Нет, нет, это подождет. Ты даже еще не выпила. Отлично, идем же. – Он подвел ее к краю танцевальной площадки, в центре которой стояла Джозефина Бейкер, сверкающая бриллиантами, в белом атласном платье, отделанном страусиными перьями. Она показывала полной, разряженной белой женщине, как танцевать чарльстон.
– Вот в чем штука, – объяснил Скай, – Джозефина сама учит своих посетительниц танцевать. Гарден, мы все ждали тебя. Когда она закончит с этой старухой, иди туда. Пусть покажет тебе какое-нибудь па, а ты ей что-нибудь покруче. Вот будет потеха!
– Мне кажется, это нечестно.
– Да брось ты! Она большая знаменитость. Ей придется улыбаться и терпеть. Ты наверняка выиграешь. Белая девушка ставит Джозефину на место!
– Я не буду этого делать.
– Нет, будешь. Придется. Мы все на тебя рассчитываем. Я сказал, что моя жена может переплясать Джозефину Бейкер. Мне не поверили. Ты должна сделать так, чтобы я мог тобой гордиться. – Скай поцеловал ее в макушку. – Ну, давай же, дорогая. Твоя очередь. – Он подтолкнул ее к освещенному прожектором кругу.
Джозефина улыбнулась ей.
– Добрый вечер, – сказала она.
– Добрый вечер, мадемуазель Бейкер, – ответила Гарден. Она подошла совсем близко к изящной юной танцовщице. – Мне надо вам что-то сказать. Я умею отлично танцевать чарльстон. Мой муж поспорил кое с кем, что я танцую лучше вас.
Негритяночке явно стало весело.
– Правда? Думаете, умеете? Гарден была совершенно серьезна.
– Может быть, – ответила она. Джозефина засмеялась.
– Вот это будет представление. Ну, давайте посмотрим, что вы умеете. – Она махнула рукой оркестру, который начал знакомую мелодию. С терпеливым выражением лица танцовщица сделала несколько основных движений чарльстона.
Гарден повторила, добавив в конце еще одно.
Джозефина повторила движение Гарден, добавив от себя. Гарден не отставала. Она улыбнулась Джозефине, та улыбнулась в ответ.
– Ну хорошо, – сказала чернокожая танцовщица, – а теперь начали.
И две молодые женщины начали свою необычную дуэль, улыбаясь, наслаждаясь музыкой, светом прожекторов, брошенным вызовом. Эту картину не мог забыть никто из присутствовавших. Темнокожая красавица в белом против белокурой красавицы в черном. Они были одного роста и танцевали с одинаковым мастерством, пара была идеальная.
Оркестр отбивал ритм, и ноги двигались так быстро, что их было почти не видно. Они взмахивали руками, и бриллианты вспыхивали огнем.
– Ай-я! – кричала Джозефина.
– Ай-я! – вторила Гарден.
Радость движения опьяняла их. Публика визжала.
– Ура, негритянка… танцуй, Джо… Давай, Гарден, давай… Браво, Бейкер… Гар-ден!.. Джозефина… чарльстон!.. Гарден, чарльстон!..
Кругом слышались крики, свист, сотни рук хлопали в такт музыке, все быстрее и быстрее. В воздухе летали цветы, и женщины подбрасывали их в танце. Еще цветы и еще. Потом золотая монета, и деньги дождем посыпались на танцующих. Крупные французские купюры, прежде чем бросить, приходилось скатывать в комок. Один из них ударил Гарден по руке, другой попал в плечо. Она оглянулась, ослепленная огнями прожекторов, сбитая с толку наркотиком. Воздух был полон цветов и комочков бумаги. Она должна что-то вспомнить, непременно должна… Музыка была настойчива – Гарден танцевала как никогда – свободно, счастливо, не думая о Джозефине, не слыша приветственных криков. Но что-то беспокоило ее. Нужно обязательно вспомнить. Но что? Это важно. И тут она поняла. Они бросают ей деньги, как печенье собаке. Она не человек, она клоун, домашнее животное, игрушка. Никому не было до нее дела.
