Я ничего не ответила, взмахом ресниц показав, что вся внимание.
Тогда он достал свой смартфон и что-то в нем открыл. Какое-то приложение, поняла я. Не Ютьюб, но похожее – с длинным списков фильмов и клипов.
Нажав картинку с фильмом, на обложке которого был изображен хмурый, темноволосый мужчина со стекающем ото рта к подбородку красным ручейком, он прокрутил движок до определенного момента и показал мне.
– Смотри.
Окончательно насморкавшись, я глянула.
В кадре фильма под названием «Академия Крови», который отгремел по всем кинотеатрам прошлым летом, был изображен кабинет, заставленный книжными полками, похожий на профессорский.
– Can you fetch me that book, dear?[1] – говорил все тот же хмурый мужчина высокой блондинке в ооочень короткой клетчатой юбочке. Я поняла лишь частично, но по смыслу было понятно, что мужчина просит девушку достать что-то с верхних полок, опираясь на прислоненную к стеллажу лестницу.
Блондинка не успела ответить, а краска уже прилила к моим щекам – до такой степени все было знакомо.
– Что… что вы хотите этим сказать? – пролепетала я.
– Не догадываешься? – криво усмехаясь, он промотал чуть вперед.
Девица застыла с выражением блаженства на лице, а «профессор» бесстыдно целовал ее шею, явно намереваясь укусить.
– Это сцена из фильма… – прошептала я.
– Я не смотрел… – мне показалось, что в голосе Виктора Алексеевича послышались виноватые нотки. – Но рекламу именно этой сцены крутили тогда по всем каналам.
До меня, наконец, дошло. Неискушенный в соблазнении студенток Знаменский обыграл со мной сцену из молодежного фильма, ко времени припомнив похожий сюжетик и антураж. Ту же сцену могла нарисовать в своем воображении и Даша!
– Я проверю насколько популярна эта киношка у наших девочек, – пригрозила я, шмыгнув носом.
– Обязательно проверь, Семёнова, – твердо сказал Виктор Алексеевич и завел мотор. – Только сначала реши – ты едешь со мной или с этим твоим дебилом?
***
– Какие у меня варианты?
– Ты знаешь.
Я напряженно думала.
Да, я хочу поехать с ним, а не с «этим дебилом». И плевать, что меня фактически вынуждают, угрожая всем, чем только преподаватель может пригрозить студентке. То есть стало плевать, как только Знаменский доказал мне, что дело о его домогательствах шито белыми нитками. Все изменилось, как только я вновь почувствовала себя его единственной… жертвой.
Итак.
Если я поеду с Юлькой и Ложкиным, может произойти много чего.
А если со Знаменским – тоже много чего. И, скорее всего, куда более приятного и волнительного, чем при первом варианте.
Но я не могу… Черт, никак не могу…
– Виктор Алексеевич… – я умоляюще сложила руки. – Этот Валера… он реально мудак. Мы ж не просто так ругались сегодня – он зажал меня в лифте, а встречается с моей подругой. Я не могу оставить ее сегодня с ним одну.
– Да ради бога, Семёнова, – откинувшись на сиденье, лениво протянул он в ответ на мою мольбу. – Иди куда хочешь. Только не жди, что я это спущу тебе… Давай, вперед. Испытай меня.
Ах так! Продолжаем играть долбанного шантажиста? Я обиженно отвернулась и уже нажала кнопку открывания двери, как вдруг он схватил меня за локоть.
– Стоп. Повтори, что ты сказала…
– Чего? – не поняв, я обернулась и уставилась на его внезапно окаменевшее лицо.
– Про этого… Ложкина. Что он тебе сделал?
Я прокрутила в голове свои слова и постаралась повторить, с нарастающим изумлением наблюдая, как темнеют и суживаются в гневе его глаза.
– «Зажал», значит? – процедил Знаменский.
– Ну, не то, чтобы прям зажал… - попыталась смягчить содеянное я. – Просто… за попу ущипнул… и пытался поцеловать…
Чуть ни до боли сжав мою руку, Виктор Алексеевич заставил меня сесть обратно.
– И ты собираешься куда-то с ним ехать? Девочка, у тебя мозгов совсем нет?
– Я не с ним… Я с Юлькой…
– Какой, бл*ть, Юлькой?..
Слева от меня щелкнул замок дверцы машины, и я испуганно оглянулась – он что? Запер меня?
– Парень в трезвом виде лапает тебя за задницу… Представь, на какие подвиги его потянет в пьяном, если попадешься ему под руку!
Знаменский говорил каким-то странным, низким, слишком грубым для него голосом.
Он боится за меня! – озарило меня вдруг.
Чтоб мне не сойти с этого места, он боится отпускать меня одну с Ложкиным…
Никто и никогда за меня не боялся! Ни когда ходила по полтора километра до школы и обратно. Ни когда оставляли ночью одну, уходя гулять к друзьям. Ни когда собрала чемодан и объявила, что уезжаю в Москву, учиться. Никто не выговаривал мне за безалаберность, не ругал за то, что лезу в неприятности и должна поостеречься…
Папа лишь устроил очередную попойку в честь моего поступления в престижный вуз, даже не заикнувшись о том, чтобы предложить хоть какую-то помощь… Вяло поинтересовался, где я буду жить, и очень удивился, узнав, что, скорее всего, мне придется работать, так как одной стипендии на жизнь не хватит.
– Ответь… - перебив мои восторженные мысли, Виктор Алексеевич мотнул головой в сторону моей сумочки, откуда разрывался телефон. – Что угодно придумывай, но в клуб ты сегодня не пойдешь.
Я прям почувствовала, как у меня вытягивается лицо, а восторженность улетучивается со скоростью сверхзвуковой ракеты. Ничего себе! Забота-заботой, но я не подписывалась на такое авторитарное опекунство.
– С какой это стати?! – от возмущения меня даже слегка кинуло в пот.
Знаменский смотрел на меня тяжелым, злым взглядом из-под сдвинутых бровей.
– С такой, Семёнова, что я крепко держу тебя за одно место. И если в прошлый раз у меня хватило терпения не прислать тебе ответку, то сейчас…
– Что сейчас?! – пошипела я, разворачиваясь к нему полностью и придвигаясь так резко, что чуть не врезалась собственным носом в его. – Опозорите меня перед всем университетом? Понаставите опять троек, чтоб задержали стипендию? Чтоб я пахала уже на трех работах, вместо того, чтобы учиться? А может будете гнобить меня, пока сама не уйду? Очень благородно! Вы хоть представляете себе, что это такое – жить на социальную стипендию?
– Семёнова… - неожиданно хриплым голосом предупредил он.
Но меня было уже не остановить.
– Что «Семёнова»? Я уже восемнадцать лет как Семёнова! А вам должно быть стыднммфххх…
В одно мгновение преодолев те несколько сантиметров, что разделяли нас, Знаменский заткнул мой рот глубоким, жадным поцелуем.
