Вот только подруге я почему-то верила больше, чем мужчине, заинтересованном в том, чтобы я ничего не боялась и спокойно раздвинула ноги.
– Тысяча шестьсот восемьдесят пять, – сказала кассирша, складывая продукты в два пакета, и моя челюсть медленно поползла вниз. Ни фига себе - за две пачки помидоров и грибочки с зеленью…
– Виктор Алексеевич, может просто пиццу закажем… – слабо проговорила я, трогая его за рукав.
Кассирша презрительно фыркнула, Знаменский усмехнулся, обнял меня за шею и целомудренно поцеловал в лоб.
– Племянница из деревни приехала, – объяснил он женщине и протянул ей карточку.
***
– Дайте уже и мне чё-нить порезать… - не выдержала я, уже не зная, как заглушить голодное урчание в желуде.
Виктор Алексеевич кинул на меня недовольный взгляд, не прекращая помешивать соус – вот уже двадцать минут мерно булькающий и просто невероятно пахнущий.
– «Что-нибудь».
– Чего? – не поняла я.
– «Что-нибудь», а не «чё-нить». И не «чаво», а «что».
– Во-первых, я сказала «чего», а не «чаво»! - возмутилась я. – А во-вторых, это как так получается – «чё-нить» нельзя, а по-матушке можно?
– Именно так, - невозмутимо отреагировал он. – По-матушке можно, а «чё-нить» нельзя. На-ка вот, порежь…
И бросил передо мной здоровенный пучок зелени. Я неловко завертела его, пытаясь приноровиться ножом.
– Только помни, что пальцы тебе еще пригодятся в жизни, - подливая себе в бокал вина, посоветовал Знаменский.
Он переоделся, как только мы приехали – в черную футболку и джинсы – и выглядел так, что я никак не могла решить, чего я хочу больше – его или макароны. Но, наверное, все-таки макароны – тем более, что обстановка располагала.
Не кидаться же на него прямо в кухне. Если можно было так назвать помещение размером со среднестатистическую российскую гостиную, где прямо посреди комнаты – между плитой и холодильником – вмонтирован был незыблемый, покрытый гранитной плитой стол, за которым можно и готовить, и есть.
Меня Виктор Алексеевич посадил на высокий барный стул и, чтоб не запачкала официальную одежду, дал темный фартук, который доходил мне чуть ли ни до самого горла.
Критически понаблюдав за моими манипуляциями с пару секунд, он все-таки забрал у меня нож. Мгновенно настрогал зелень, скинул ее в соус и перемешал.
– Я думал, девушки из провинции более сноровистые. Тебя дома готовить не учили?
А вот это он зря. Только мыслей о моей вечной поддатой мамаше и о вечно зашуганном, слоняющемся по дому папаше мне сейчас и не хватало. Я приложилась к бокалу, глядя в сторону.
– Учили, – ответила коротко. – А вы когда спагетти будете кидать?
– Когда вода закипит.
Он тоже хлебнул вина. Не отрывая от меня взгляда, отставил бокал и выключил воду под соусом.
– Хочешь поговорить об этом?
Я хмыкнула от его нарочито «киношного» тона.
– Ага, сейчас все прям как на духу на вас и вывалю.
– И много… вываливать? – он сел рядом.
– У вас столько алкоголя нет… – пробурчала я.
– Ну, учитывая то, что ты поступила в один из самых престижных вузов страны, вряд ли все уж так ужасно… – предположил он, оценивающе оглядывая меня. – Да и сохранилась ты неплохо… для твоих-то лет.
Фыркнув, я кинула в него листиком из оставшейся на доске зелени.
– Детство не у всех медом помазано, Семёнова, – уже более серьезно сказал Знаменский. – Но сегодня я дал тебе то, чего никогда не было у меня. Догадываешься, о чем я?
– О пасте кон базилик? – с таким же серьезным видом спросила я. Настроение у меня определенно улучшилось.
– И о ней тоже, – вспомнив, что пора, он встал и высыпал пачку длинных макарон в кастрюлю с кипящей водой. – А еще о зацепке. Маленьком таком крючочке, по которому ты, если будешь действовать с умом, сможешь пролезть в самый настоящий «высший мир». И я не преувеличиваю. Сможешь удержаться в Неотеке – поступишь туда после учебы уже на полную ставку. И не айтишником каким-нибудь – не там деньги…
– Любой ценой? – с выражением спросила я, одолеваемая страстным желанием хоть чем-то его зацепить, хоть как-то прервать эту равнодушную лекцию о том, как мне распорядиться своей дальнейшей судьбой.
Он явно не понял.
– Что «любой ценой»?
– Любой ценой мне за Неотек цепляться? Даже если ваш Широков… или кто-нибудь другой… предложит… повысить мои шансы пролезть в «высший мир» – укрепив с ним дружбу?
Ответил он не сразу. Помешал макароны, потом попробовал соус. На длинной деревянной ложке дал попробовать мне.
– Ммм… – промычала я, закрывая глаза. – Вкусно…
А когда открыла, его лицо уже было совсем близко. Подняв руку к моему подбородку, он осторожно вытер из уголка рта соус и медленно, полностью завладевая моим вниманием, слизал его с пальца. Потом также медленно приблизил мое лицо к своему, потом еще дальше… и сказал мне в ухо, заполняя мозги горячей лавой и заставляя схватиться руками за кромку стола, чтоб не унесло.
– Можешь, конечно, цепляться за кого угодно. Но, перед тем, как ударишься во все тяжкие, я тебе открою один секрет…
– К-какой? – слегка заикаясь, пролепетала я, отклоняя голову так, чтобы ему удобнее было укусить меня за мочку уха – если захочет, конечно.
- В моем окружении полно женщин, которые прокладывают свой путь чрез постель… – продолжил он, не обращая внимания на то, что я вздрагиваю от каждого звука, и, действительно, прихватил мое ухо зубами. Потом отпустил и закончил, уже в шею, целуя дорожку вниз, к ключице. – Только вот в моей постели этим женщинам... не место.
Глава 16
Ужин стоил уплаченных денег – во всех отношениях, и в нематериальных тоже – как минимум потому что правильно есть спагетти меня нужно было учить, и Знаменский так увлекся, что совершенно растерял всю свою привычную язвительность и склонность к хамству. А может, просто перебрал с алкоголем – расслабился под его парами и сбросил на время свой колючий панцирь…
– Учиться есть любые длинные макароны надо при помощи ложки… – объяснял он, становясь сзади меня и показывая моими руками, как правильно. – Но именно что учиться – есть макароны с ложкой в приличном обществе уже давно не принято.
Намотав на вилку спагетти и уперев их в ложку, он поднес эту вилку к моему рту.
Кормит! Он меня кормит! – восторженно забарахталось в голове. Открыв рот, я послушно сняла макароны с вилки.
– Ммм.. Замешательно…
Он закрыл мне рот ладонью.
– Сначала жуешь, потом говоришь.
Я покраснела. Приехали. Мужик привел меня к себе домой и учит манерам.
