– Это твоя вина… – заметила я.
И была настолько права, что сам Знаменский не нашелся, чем на это ответить.
Решение взять меня с собой на конференцию родилось буквально за неделю до отлета - благо у меня был паспорт, а него - связи в британском визовом центре. В первом классе уже нигде не было мест, и Виктор боялся, что никто так и не отменит. А лететь экономом, стиснутой между какими-нибудь подвыпившими манагерами среднего звена, он мог позволить мне, только если я буду выглядеть совершенным подростком – чтоб никому даже и в голову не пришло ко мне подкатить. Ну, и заставил меня надеть все самые мешковатые и инфантильные шмотки, убрать волосы в две тугие «датские» косички и забыть про косметику – клятвенно обещая, что как только станет ясно, что меня не отсаживают, сам пойдет со мной в туалет и поможет влезть в мои любимые узкие джинсы. Причем последнее он обещал как-то уж очень… клятвенно.
Отсадить меня не отсадили, но и запасную одежду, перепутав, мы сунули в чемодан, который отправлялся в багаж. А потому только ленивый еще не обозвал меня «дочкой» или «ребенком». А Знаменский, конечно же, страдал.
– Хоть косы распусти… – пробормотал он, исподлобья наблюдая, как я прикладываюсь к бокалу с шампанским. – А то выглядит, будто я спаиваю малолетку.
– Ага, «распусти» – у меня после кос волосы всегда дыбом, пока не уложу…
Так и летели – он, злой «папочка» и я, непослушная дочка-переросток. Что, к счастью, ничуть не испортило моего впечатления от первого в жизни вылета «заграницу».
Первое, что меня поразило в Лондоне – это вежливость. Все, начиная от уборщиков в туалете аэропорта и заканчивая полицейским, помогающим «гостям столицы» находить дорогу к достопримечательностям, расшаркивались передо мной так будто я была особой королевских кровей, а не девочкой из села, не понимающей и половины того, что мне говорят.
– Вот это, наверное, главное различие между американцами и англичанами – заметил Знаменский, пока мы ехали в гостиницу. – Первые хамят, не переставая улыбаться, вторые – вежливые до мозга костей, а вот улыбаться категорически не умеют.
Несмотря на поглотившую все вокруг туманную сырость, Лондон был прекрасен и сразу же завоевал мое сердце.
Для аутентичности, мы взяли не лимузин, а простой «черный кэб», который Знаменский, знавший в Лондоне каждый закоулок, использовал, чтобы устроить мне неформальную экскурсию – показав город таким, какой он есть, а не стандартным набором достопримечательностей.
Переехав по мосту через Темзу, мы понаблюдали за совершенно футуристическими конструкциями плотины, вниз по реке от которой располагалось старинное здание электростанции, а еще дальше – доки с верфями, половина из которых давно стали музеями.
Вернулись в центр – постояли в пробке между колоритными двухэтажными автобусами, прошлись, оставив машину, по тихим, затуманенным улицам с таунхаусами, похожими на тот, в котором жили приемные родители Гарри Поттера.
Сделали круг по Хаммерсмиту – огромному району живописных викторианских домов, выстроенных в начале 20-го века и превращенных в начале двадцать первого в престижные квартирные дома с мансардами и вековыми дубовыми аллеями вдоль улиц… В окне каждой второй мансарды сидела кошка, и сравнивать хотелось уже не с Гарри Поттером, а со сказками Астрид Линдгрен…
Под конец, свернув куда-то в глубь маленьких, отходящих от центральных артерий улочек, мы решили окончательно высадиться – Виктор заплатил таксисту, чтобы ехал и дожидался нас у отеля вместе с багажом. Прошлись под низкой каменной аркой дома и оказались… в Китае. В настоящем Китае – с перекинутыми через пешеходный бульвар лентами красных и желтых фонариков, нежной трелью деревянных подвесок у каждого магазинчика и ресторана, и китайцами. Настоящими китайцами.
– Да уж… – растерянно оглядываясь, пробормотала я. – В Лондоне Китай-город это действительно… Китай-город.
– Это по сравнению с Московским, - уточнил Знаменский. – А так, почти в каждом большом городе такой есть.
Воспользовавшись случаем, мы засели в маленькую, совершенно аутентичную кафешку, где Знаменский попробовал научить меня есть палочками. Но, увы, спустя десять минут мучений сдался и позволил мне попросить вилку. Что не помогло – китайская еда мне совершенно не понравилась, и съела я лишь самую малость. Зато насмотрелась на всякого-нового так, что впечатлений хватит еще надолго.
Но самым главным впечатлением оставался он – мой мужчина. Единственный и совершенно неповторимый, язвительный, порой грубоватый, сыплющий шутками, которые я с первого раза не всегда и понимала… и такой красивый, что захватывало дух и сжималось сердце, до краев заполненное счастьем. Даже не так – счастье выплескивалось из меня, точно шампанское из переполненного бокала, и хотелось делиться им с первым встречным и поперечным, раздавать его задаром, всем и каждому.
Наверное, многие сочли меня в тот день за дурочку – в отличии от вежливых, но невеселых англичан, я никак не могла прекратить улыбаться, задавшись целью заставить улыбнуться мне в ответ как можно большему количеству людей...
– Поехали в гостиницу, – не то предложил, не то скомандовал вдруг Знаменский, и я обратила внимание, что он не сводит с меня глаз – и, по всей видимости, давно. Смотрит так жадно, что, кажется, еще мгновение и набросится. Посадит прямо на этот стол и…
Меня приятно передернуло от мурашек, заскакавших где-то между шеей и ухом, и я немедленно согласилась. В гостиницу, так в гостиницу.
***
Заставив улыбнуться пожилую женщину-метрдотеля – и мимоходом поняв, при взгляде на ее зубы, почему англичане так не любят улыбаться – я быстро вбежала вслед за Знаменским в крохотный лифт с решеткой.
Гостиница была старинной – либо стилизована под «старину». Номер люкс, как и полагается, располагался на последнем этаже, и включал в себя просторную гостиную, спальню и кабинет, обставленные громоздкой, но вполне сочетающейся с остальным дизайном мебелью.
Но сейчас меня волновало другое.
– Немедленно сними все это…
Наградив щедрыми чаевыми молодого носильщика, Знаменский запер за нами дверь.
Потом, несколькими нетерпеливыми движениями сорвал с меня всю «подростковую» одежду, оставив в одном белье. Не удержавшись, впечатал в стену рядом с трюмо и впился поцелуем, одновременно пытаясь расплести мои косички… Но они были слишком плотно заплетены, слишком тугими, и после нескольких, довольно болезненных дерганий за волосы, я цыкнула, вырвалась из его объятий и повернулась к зеркалу. Подняв руки, принялась распускать сложные, переплетенные между пряди…
И не сразу заметила каким шальным, дерзким огнем зажглись глаза у внезапно выросшего за моей спиной Знаменского.
– Помнишь, я обещал нагнуть тебя перед трюмо? – неожиданно низким голосом спросил он у моего отражения. А потом взял мои руки за запястья и завел их себе за голову.
***
