И замерла от ужаса, прижав виновную в преступлении руку к груди. Боже, что я наделала…
– Мудак, говоришь? – усмехнулся Знаменский, возвращаясь в вертикальное положение. Левая щека его горела – это было видно даже из-под бороды. А еще горели глаза – недобрым, темным огнем, обещающим нехорошее.
Он вернулся за стол и тяжело сел, опершись на локти.
– Что ж, будет тебе мудак. Раз уж все равно таковым меня считаешь.
– Что… Что вы имеете в виду?.. – внезапно снова ослабев, я тоже опустилась обратно на стул.
– Я не трахаю студенток за оценки, Семенова, – жестко сказал он. – И вообще никого и никогда в жизни еще ни к чему не принудил. Но за то, что ты вот так с бухты-барахты поверила какой-то разфуфыренной шлюхе – кстати, я вспомнил о ком речь, так что можешь не утруждаться… Поверила и готова была из-за каких-то бабских сплетен уничтожить мою репутацию, тебя надо хорошенько проучить. Дать тебе, так сказать, жизненный урок.
– Н-не надо меня проучать… – пролепетала я, чувствуя, как бледнею. – Я все поняла, раскаялась, осознала и больше не буду! М-можно я пойду?..
– Не можно! – прорычал он. – Теперь ты будешь делать только то, что я скажу, как скажу, и когда скажу. Иначе твоей учебе конец, и можешь валить обратно в свой Урюпинск. Поняла?
Меня ударило в холодный пот. Чувствуя, что вот-вот упаду в обморок, я слабо кивнула.
– Вот и отлично. А теперь давай, детка… Вперед и с песней… – он откинулся на кресле, явно с удовольствием чего-то ожидая. – Делай то, чего потребовал бы от тебя «мудак», которого ты пришла отправлять за решетку.
О боже, нет…
– Что?.. Что д-делать?..
– Как что? Раздевайся, Семенова.
***
Шумно проглотив слюну, я прокрутила у себя в голове его последние слова.
Нет, у меня не слуховые галлюцинации. И нет, я не сплю и не вижу очередной «мокрый» сон, от которого вскоре проснусь, хватая ртом воздух и пытаясь сообразить, где я и что я.
Он действительно это сказал.
Вот так просто.
Раздевайся, Семенова.
Реальность оказалась куда страшнее фантазий, от которых по коже бегут приятные мурашки и хочется запихнуть промеж ног одеяло. Внезапно стало очень холодно, и я поежилась. Какое-там «раздевайся»?..
Хотя… согреет уж, наверное – пронеслась подлая мыслишка, и я сердито погнала ее прочь.
– Я жду, Семенова, – поторопил меня этот уже официальный мудак.
– Вы серьезно?
Я все еще не могла поверить своим ушам.
– Неужели я выгляжу так, будто шучу? – он нахмурился. – Давай-ка исправим это твое ошибочное впечатление.
Он что-то набрал на своем телефоне и через пару секунд я услышала свои охи и стоны, сопровождаемые чужим, довольно высоким голосом. Знаменский хмыкнул.
– Кстати, если еще немного подкрутить, и многие подумают, что это ты с девочкой кувыркаешься… – он пощелкал мышкой, придвинувшись к компьютеру. – Теперь загрузим вот сюда…
– Куда вы это загружаете? – заволновалась я.
Это все несерьезно! Он не может, не может! – закрутилось в голове. Вот сейчас засмеется, сотрет запись и отправит меня восвояси. Или не сотрет – оставит на всякий случай, подстраховаться. Но в любом случае – отпустит меня, а не заставит…
– Пока я загружаю аудиофайл с твоей фотографией на обложке на свой подставной аккаунт в студенческой группе – разрешив доступ только себе. Но если через минуту на тебе все еще будет этот дурацкий джемпер…
Он многозначительно поиграл бровями.
Нет, он не шутит, с тоской поняла я. Совсем не шутит. Что ж, придется с репутацией распрощаться – буду изгоем. Главное, доучиться, а там хоть трава не расти. Москва большая – все стерпит…
Будто услышав мои мысли, Знаменский развернул ко мне монитор.
- А это расписание твоей группы на ближайшие три семестра – мне прислали, потому что я веду у вас примерно треть лекций и семинаров. Угадываешь, к чему я клоню?
Как не угадать, с тоской поняла я. Решил бить по всем фронтам. И если насмешки однокурсников я бы еще стерпела, то как бороться с тем, что один из главных преподов потока решил валить меня по всем предметам?
Если бы была запись с его домогательствами… Но ее нет. Есть просто наш с ним разговор, где он просит меня достать ему тетрадь с верхней полки…
- Я жду, Семенова… - повторил он, и внезапно я поняла, что мне надо делать.
Тянуть время. Что-нибудь да поменяется – вплоть до того, что он сам «перегорит». Или опомнится. Все же взрослый человек, а не мальчишка-третьекурсник с острой формой спермотоксикоза.
- Как вы догадались, что я вас записываю?
Он нетерпеливо поморщился.
- Вот ты умеешь сбить настрой. А я уже представлял, как ты лежишь ты у меня на столе попой кверху.
Тянуть время придется умело, поняла я, и сняла наручные часы. Положила их на стол.
- Один ответ, одна вещь.
Он сузил глаза.
- Принято. У меня установлена камера в приемной у Миланы. Я увидел, как ты не желаешь оставлять свой телефон, и заинтересовался, почему. А потом просто сложил два и два.
- И все? Какая прозорливость…
- Еще одну вещь, пожалуйста. Не украшение.
Мое сердце заколотилось так, будто я только что пробежала стометровку. И не только от страха.
- А если кто-нибудь… войдет?
Виктор Алексеевич подался вперед, буравя меня взглядом.
- Все может быть. Войдет и увидит тебя – голую. Но не бойся, я скажу, что вызвал девочку из эскорт-агентства. Мне простят.
Мне придется снять перед ним свитер, поняла вдруг я. От этого не отвертеться, не потянуть больше времени. Разве что использовать ситуацию с пользой…
– Расскажите, что случилось с Ритой…
И потащила свитер наверх.
Не сводя взгляда с моей руки, он ответил.
– Приперлась ко мне – в точности, как ты. Только про микрофон не додумалась… Чуть не с порога сорвала с себя футболку. Села в это самое кресло, напротив меня и…
Знаменский замолчал, уставившись на мою грудь в тонком, белом бюстгальтере.
– Вот у нее лифчик точно подороже был, – чуть осипшим голосом произнес он наконец.
И явно не знал больше, что сказать. И я тоже не знала. Что можно сказать, когда сидишь в кабинете своего преподавателя в одном белье – несчастная и замерзшая? Чувствуя, что тебя сейчас разложат на столе и используют, как дешевую куклу из секс-шопа. Именно что дешевую – судя по последней реплике.
– Одевайся… - все также хрипло приказал Виктор Алексеевич.
