Он ответил вопросом на вопрос.
– Как долго он может продержаться без дозы?
– Раньше было около месяца.
– А теперь?
– С тех пор как год назад мы потеряли Кору и Фостер, ему стало намного хуже. – Ева чувствовала себя все более униженной, пока говорила, но слова сами рвались наружу, лились из нее потоком. Вопрос брата как будто прорвал плотину преданности, которая обычно их сдерживала. – Поначалу я его понимала. Он был расстроен. Он любит Фостер и Кору. Когда они сбежали, я думала, он этого не переживет.
– Стало быть, ты вызвала свою стихию, зная, что ему необходим кристалл, чтобы он мог зарядиться энергией камня или чем там еще.
Ева печально кивнула и снова положила голову на колени.
– Это моя вина, Марк. Я настояла. И я вызывала лишь те кристаллы, которые могли бы успокоить и утешить его. Я думала… думала, что помогаю.
– Сестренка, ты не виновата в том, что он наркоман. Это все равно что обвинять бармена, налившего алкоголику стопку виски.
– Но у меня такое чувство, будто это моя вина.
– Сколько дней он сейчас может обходиться без дозы? – мягко повторил вопрос Марк.
– Три. Максимум.
– Черт. Я знал, что становится только хуже. Но не думал, что все настолько плохо. – Он взял ее ладонь в свою руку. – Ты должна впредь рассказывать мне такие вещи. Нам надо действовать заодно.
– Зачем, Марк? Ты правда думаешь, что я когда-нибудь смогу навредить отцу?
– Я думаю, что ты не позволишь никому – даже отцу – причинить вред своим братьям.
Вместо ответа Ева устремила взгляд к горизонту и лишь тогда заметила, что голубое августовское небо превращается в акварельную палитру желто-оранжевых красок, по мере того как солнце опускается в океан. Она сжала руку Марка, потом отпустила ее и встала, отряхивая шорты от песка.
– Мне надо идти. Я слишком надолго оставила его одного.
– Собираешься вызвать кристалл?
Это прозвучало скорее как утверждение, но Ева все равно ответила.
– Да. Я должна, Марк.
– Ладно… ладно. Я все понимаю, но можно дать совет?
– Конечно.
– Думай о том, что нужно тебе, а не о том, что нужно ему, – сказал Марк.
Темные глаза Евы широко распахнулись.
– Ты хочешь сказать, что пора прекратить все время использовать аметист?
– Каковы свойства аметиста?
Ева ответила без запинки. Она знала назубок свойства любого кристалла, минерала и драгоценного камня, что покоились в недрах земли, и могла говорить о них так же легко, как дышать.
– Аметист – камень духовности и удовлетворенности. Он фокусирует энергию на успокоении и утешении. Еще он наделяет уравновешенностью, силой и приносит истинное умиротворение.
– Понимаю, почему ты выбрала для него этот камень. Но, если я скажу тебе, что наряду с успокоением мне нужна помощь, чтобы сосредоточиться на моих аналитических способностях, и защита против страха, зависти, ярости, а еще ментальный стимулятор – то, что избавит меня от печали и добавит ясности мысли, – какой кристалл ты извлекла бы из земли для меня?
Ева задумчиво закусила нижнюю губу.
– Ну, с этим справилось бы несколько камней, но мой инстинкт подсказывает, что лучше всего подойдет сердолик. – Она вгляделась в лицо брата. – Марк, я бы позволила тебе зарядиться от меня. Ты ведь это знаешь, не так ли?
– О, сестренка! Нет, нет, нет. Я и без того сражаюсь с собственными демонами. Не хватало еще других. Кстати, в этом и кроется причина зависимости отца. Он не привязан к земле. И не может поделиться своей стихией с тобой. Но ты – земля. Вызови сердолик и храни его при себе так долго, как только сможешь. Отец продержится еще несколько часов. – Марк поднялся, тоже стряхивая песок со своего высокого худощавого тела. – Я пойду к нему сейчас, выиграю тебе немного времени.
Ева крепко обняла Марка.
– Спасибо, – прошептала она ему в плечо.
– Мы с тобой заодно. Никогда не забывай об этом, – сказал Марк.
Ева легко нашла географический центр острова. Конечно же, за последние тридцать лет она бывала здесь столько раз, что и не вспомнить. Она первой переехала на остров, и лишь через несколько лет к ней присоединились братья. В отличие от нее, у каждого из них были родители, хотя те охотно передали своих детей под полную опеку великому доктору Рику Стюарту, когда мальчики начали проявлять признаки того, что диагностировали как острую раннюю шизофрению.
Ева никогда не знала другого отца, кроме Рика Стюарта, а единственной женщиной, которая могла бы заменить ей мать, была Кора Стюарт, но они прожили вместе лишь несколько лет, и Кора так и не узнала правды о Еве. Ни о о ее связи с землей, ни тем более о тайне ее зачатия.
Ева мысленно встряхнулась. Бессмысленно терзаться прошлым. Уже ничего не изменить. Остается только терпеть.
Но сколько еще Ева выдержит?
Центральная точка острова издавна была отмечена рощицей цезальпиний на краю небольшого парка с увитой глицинией беседкой и копией знаменитого фонтана с русалками и русалочьим ребенком, украшающего площадь Жирарделли в Сан-Франциско. Цезальпинии стояли в пышном цвету, наполняя заброшенный парк ароматом карамели. Фонтан вот уже пять лет как высох, а глициния полностью поглотила беседку – но Ева находила в этом особое очарование и волшебство.
Нырнув за занавес из зеленых лоз и пахучих, похожих на гроздья винограда пурпурных цветов, Ева почувствовала себя настолько умиротворенной, насколько это было возможно на острове. Под ветхим сиденьем скамейки, тянувшейся вдоль стен беседки, хранилась длинная металлическая коробка, из которой Ева достала толстую подушку для медитации. Она подошла к центру беседки, положила подушку на деревянный пол и села на нее, скрестив ноги под собой. Она закрыла глаза и широко раскинула руки, словно хотела заключить кого-то в объятия.
И Ева действительно обнимала – обнимала Землю.
Можно было бы сказать, что она мысленно слилась с густым занавесом лоз, укрывавших беседку. Если говорить точнее – хотя и это недостаточно полно выразит смысл происходящего, – она соединилась разумом, духом и телом с сущностью живых растений. Она почувствовала их, и ее полные губы изогнулись в радостной улыбке. Хотя глициния выглядит нежной цветущей лианой, но в ее природе нет никакой изнеженности. Ева ощущала силу и упорство этого растения. Она прильнула к нему и последовала за ним вниз… вниз… вниз… Погружаясь так глубоко, насколько могла, пока не добралась до водного пласта.
Мгновение Ева отдыхала в уютном окружении плодородной земли, черпая утешение в красоте таинственных недр. Почувствовав, что готова, Ева воззвала к своей стихии. Всеми фибрами души и каждой молекулой измененной ДНК, которая связывала ее с землей, Ева сосредоточилась на том, что искала. Она заговорила, не открывая рта, и голос странным эхом возвращался к ней от листьев глицинии, а лозы покачивались под тяжестью ее просьбы.
