– Тейт.
Он слышал ее голос, но не мог отвести глаз от исчезающей руки. Он боялся, что, если опустит взгляд, подняв его снова, уже не увидит предплечья… и всего остального.
– Рук нет, но я их чувствую, – прокричал Тейт, надеясь, что Фостер его услышит. – Они при мне, клянусь! Но я… я…
– Тейт! – Ее голос, прозвучавший совсем близко, словно пробудил Тейта, и он смог оторвать взгляд от своих исчезающих конечностей.
Фостер парила в воздухе рядом с ним в рыжем облаке мягких волос, и он заметил, что ей приходится одной рукой придерживать подол платья. Он чуть не улыбнулся от умиления, но тут до него дошло, что и голос ему не подчиняется.
– Тейт, соберись! Я здесь! – Фостер подняла руку, слегка подтянулась в воздухе, и коснулась ладонью холодной, невидимой ладони Тейта. – Эй, посмотри мне в глаза!
Тейт послушался, и ледяное ощущение пустоты в руках ушло. Он кожей чувствовал учащенный пульс и тепло Фостер. И чувствовал, как крепко она сжимает его руку.
И тогда он смог сделать долгий глубокий вдох.
– Смотри, – тихо сказала Фостер, переводя взгляд на их соединенные руки.
Тейт нерешительно покосился на них…
– Я вижу! Я снова вижу себя!
– Да, Тейт! У нас получилось! – подхватила его слова Фостер.
Они висели в воздухе, пока Тейт глубоко дышал, сжимая руку Фостер.
– Ладно, ветер, не надо играть с моим платьем, пожалуйста, – беспечно произнесла Фостер, как если бы просила Сабину прекратить стучать ногтями по столу.
Тейту стало интересно, что она задумала, когда отпустила подол платья и грациозно развернулась в воздухе, оказавшись лицом к нему. С застенчивой улыбкой Фостер ощупала его правую руку, пока не отыскала невидимую ладонь. Она переплела свои пальцы с его пальцами, и ему стало еще легче дышать, когда его правая рука наполнилась теплом и обрела прежние очертания.
– Вот и хорошо. Теперь я вижу обе твои руки. Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Думаю, офигенно. Может, голова немного кружится, но в целом – лучше. Гораздо лучше теперь, когда ты рядом. – Тейт посмотрел вниз. – Э-э, есть идеи насчет того, что нам делать дальше?
– Ну, может быть. Это всего лишь предложение, но может быть, мы, медленно, очень медленно дрейфуя, вернемся на землю? – ответила Фостер. – В темпе колыбельной… – Она помолчала, задумавшись, а потом уголки ее губ дрогнули в легкой улыбке. – «Лунная река»! Кора пела мне перед сном. Знаешь ее?
– Не думаю, – признался он.
– Не беда. Это мелодия из любимого фильма Коры, «Завтрак у Тиффани». Милая, убаюкивающая песенка. Я спою. Ты только слушай музыку и медленно плыви вместе с ней.
– Ладно, я попробую, только не отпускай мои руки, – сказал он.
– Я буду держать тебя. Обещаю. – Она ободряюще сжала его руки и подплыла ближе к нему, запевая сладкую колыбельную:
Лунная река, что шире мили,
Я перейду тебя в один прекрасный день.
Голос Фостер обволакивал его, и теплый нежный ветерок подхватил мелодию, наполняя воздух ароматами персика и мандарина. Тейт знал, что должен сосредоточиться на мелодии и плыть с ней по течению, но мог думать только о том, как хорошо ему рядом с Фостер, как она прекрасна и как хочется ее поцеловать.
Поцеловать еще раз.
И еще раз.
И еще.
Не отдавая себе отчета, Тейт увлек Фостер в свои объятия. Он наклонился, удерживая ее бережно и нежно, как драгоценный подарок, каким она и была, и поцеловал ее – долгим, глубоким поцелуем, который хотелось продлить на всю жизнь.
Они одновременно коснулись ногами земли. И не разомкнули объятий. Фостер подняла руки, обхватила его за плечи и ответила на поцелуй с такой страстью, что у него снова закружилась голова.
– О. Мой. Долбаный. Бог! Мы думаем, что их уже нет в живых, а они чем тут занимаются? Целуются! – пробормотала Сабина, когда они с Финном выбежали из-за угла амбара и чуть не налетели на них.
Фостер неохотно прервала поцелуй. Улыбаясь Тейту глазами, она прошептала:
– Думаю, нам нужно лучше тренировать наших любимцев.
19
ТЕЙТ
Ночь выдалась необычайно ясной. По-летнему теплой. Удивительно звездной. Тейт, Фостер, Финн и Сабина расположились вокруг жаровни на Земляничных Полях, заняв места, которые тут же назначили «своими», и Фостер принялась нанизывать на шпажки пухлые, похожие на облака, маршмеллоу. Рядом на блюде своей очереди ждали крекеры Грэма и куски темного шоколада.
Фостер вздохнула и поднесла две шпажки к огню, поворачивая их, чтобы суфле не подгорело. Наконец она посмотрела на Сабину:
– Ладно, теперь задавай свои миллионы вопросов.
– Господи! Наконец-то. Значит, так: если я понимаю правильно, хотя и примитивно, вы с Тейтом спели серенаду гигантскому нисходящему торнадо…
– Это называется «воронкообразным облаком», пока оно не коснулось земли, – перебил Сабину Тейт.
Сабина, прищурившись, посмотрела на него.
– Семантика сейчас не главное.
– Будь осторожен, – произнес Финн нарочитым шепотом. – У нее начинается психоз. А это опасно для окружающих.
– Финн, тебе не терпится увидеть настоящий психоз? – невинным тоном произнесла Сабина.
– О, нет, нет, нет. Плавали, знаем.
– Вот, держи смор. – Фостер передала Сабине теплый липкий сэндвич на бумажной тарелке.
– Блюдо мира от твоего народа? – Глаза Сабины озорно сверкнули.
– У тебя отличная память, – заметила Фостер. – С темным шоколадом все становится вкуснее.
– Я тебя понимаю, – согласилась Сабина и, надкусив обжигающе горячий сэндвич, продолжила: – На чем я остановилась? О, да. Вы ублажали воронкообразное облако песней Синатры.
– Это не просто песня Синатры, это «Леди Удача», – уточнил Тейт.
– А это так важно – какая песня? – спросил Финн.
– Вообще-то, я начинаю думать, что да, важно, – сказала Сабина. – Стало быть, вы спели ему, и воронкообразное облако удалилось вместе с остальными облаками. Но потом вы каким-то образом остановили дождь и заставили все облака исчезнуть. Я имею в виду, посмотрите туда. – Сабина подняла взгляд к усыпанному звездами небу. – Ни единого облачка. Для этого вы спели еще одну песню?
– Нет, мы просто… хм… – начал было Тейт, но умолк и посмотрел на Фостер. – Как, черт возьми, мы это сделали?
Фостер дернула худеньким плечиком.
– Ну, не знаю, на самом деле мы просто попросили их уйти. Я что-то сказала о том, как мне хочется, чтобы дождь отправился куда-нибудь в Сиэтл. Короче, после того как воздушная музыка смолкла и воронкообразное облако рассеялось, все остальное получилось само собой.