– И что говорит?
– Не было.
– Значит, у тебя выхода нет, – кивнул староста.
Бабка хлопнула дверью, прошаркала ногами по полу и принялась греметь посудой у себя на кухне. Вышла на секунду, высунулась и сказала:
– Ты про Анну-то скажи.
– Иди отсюда, женщина. – Дед махнул рукой и пояснил. – Есть тут одна старуха, про нее думают, что ведьма. На самом деле просто не в себе и некрасивая – сколько себя помню, в деревнях постоянно так. Детишки найдут кого-то на них непохожего, слабоумного, и начинают травить, а тот сказать-то ничего не может. Это про нее и говорят, приютила себе шайтана.
– В смысле? – опешил Азат. В его голове тут же сложился образ Бабы-Яги, которая кормит с рук огромного «птицееда».
– Да ерунда. – Ислам махнул рукой. – Не слушай бабский треп. Сам подумай, какие шайтаны, если их в деревне отродясь не было?
– А почему их тут нет? – спросил башкир. – Мы через соседнюю деревню ехали, еле прорвались, а тут чисто.
Старик замолчал, и примерно с полминуты в доме было слышно только, как бабка на кухне гремит утварью. Он смотрел на собеседников, покачал головой, видимо, не решаясь ответить. Потом, похоже, разозлился и слегка раздраженным тоном проговорил:
– Не знаю я! Если бы знал, сказал, но не знаю. Кто-то говорит, что просто место намоленное, другие, что Аллах хранит или могила святого у нас где-то. Только вот нет ничего, я бы слышал, всю жизнь ведь здесь живу.
– А с Анной что на самом деле? Я ведь вижу, что он недоговаривает, – заметил Бельский после того, как выслушал перевод.
Азат повторил вопрос на татарском. На этот раз дед молчал гораздо дольше, а грохот кастрюль и тарелок прекратился: видимо, старуха стала подслушивать разговор. Дед тоже это понял и продолжил, понизив голос.
– Не хотел говорить. – Он нахмурился. – Не знаю, что у вас на уме, вы военные вроде, а погон ни на ком нет. Анна всегда была странной. Болтают, что мать ее родила от собственного деда, но тут я не знаю, стоит ли этому верить. В школе она не училась, дети с ней не играли. Она из крещеных татар, а таких особо никогда не любили. Но потом привыкли, к тому же она незлая. Когда все это началось, ее, конечно, не бросили, да и работала она как все, руки же на месте, хоть и с головой не все в порядке.
Ислам вновь замолчал, вздохнул, но практически тут же продолжил:
– Лет пятнадцать назад, когда это только началось, она вдруг стала всем по деревне рассказывать, что у нее сын есть, Алешенька. Молока просила, говорила, что у самой не было, потом – хлеба. Мы считали, что она это придумала, чтобы побольше еды получать, но давали, жалели ее. А потом я заметил, худеет она, совсем согнулась вся, побледнела, будто не ест. А после кто-то из наших зашел к ней и увидел шайтана этого.
– Значит, есть все-таки шайтаны? – спросил Азат, прищурившись.
– Есть. – Староста вздохнул. – Но как сказать. Ребенок с виду как человеческий: голова, две руки, две ноги. Между ног все как у мальчика обычного. Уродливый только: башка продолговатая, глаза без зрачков и радужки слепые, носа нет – лишь дырки. Собралась толпа, хотели уже дом сжечь, я их еле утихомирил. Я потом зашел к ней, спрашиваю, кто это, а она и отвечает – сын, Алешенька. Ну и вот, пятнадцать лет уже этот Алеша тут живет, не вырос ни на сантиметр.
– Он живой вообще?
– Да, шевелится иногда. Молоко, которое она в него пихает, пьет. Она ведь и кровью его раньше поила своей, поэтому и похудела. Не понимаю, как ей это вообще в голову пришло… Я запретил. Стал тайком таскать ту, что из животных спускали, когда забивали, или на охоте кого ловили. Ну и вот, спросил я у нее, где нашла этого уродца. На кладбище, говорит.
– И с тех пор ни разу не пытались убить его? – вновь поинтересовался Бельский.
– Постоянно, – ответил старик. – Нет, на какое-то время о нем вообще забыли, но периодически, раз в полгода, вспоминают. Я стараюсь помочь по мере сил, выдумываю дела, отвлекаю. Хотел бы сказать, что умер давно этот карлик, но мне не поверят же.
– Да вот хрен его знает, – пожал плечами Бельский. – Теперь, когда я узнал, что тут происходит, мне вообще здесь ночевать не хочется.
– Надо у остальных спросить, – сказал Азат. – Знаешь, здесь все очень странно, но вроде бы безопасно. Все-таки эти люди уже двадцать лет живут, и ни одного мутанта не было.
– Все странное в той или иной мере опасно. А этот еще и мутанта от своих прикрывает. По-хорошему, мы должны убить тварь, нечего им на этой земле делать, она для людей. Но, сам понимаешь, у нас сейчас другая задача. Остаться здесь, наверное, придется – пока мы тут треплемся, там уже совсем стемнело.
Старик наблюдал за их разговором, внимательно слушал, пусть даже и не подавал виду, что понимает хоть слово. Вдруг он негромко хлопнул по столу, привлекая к себе внимание, и сказал:
– Пойдем. Покажу кое-что.
Встал из-за стола и пошел к выходу. Азат посмотрел на Бельского, и они двинулись за дедом. К удивлению башкира, староста повел их не на улицу, а, наоборот, вглубь участка, мимо сейчас уже сбросивших листву яблонь к колодцу, накрытому широким козырьком.
– Вам они поверят, – сказал Ислам, когда убедился, что за ними никто не следит. – Я бы отдал им этого уродца, что он мне, но Анна без него окончательно с ума сойдет, а сейчас… И так каждый человек на счету. К тому же безобидный он, сидит себе, руками дергает, ну пьет кровь, но ведь мясом его не накормишь – зубов нет.
– И что ты предлагаешь? – спросил Азат, не став переводить слова старосты на русский.
– Вас в любом случае туда погонят, иначе просто проходу не дадут. Так что идите. А потом вынесете бревно какое-нибудь в тряпки замотанное, киньте на пустырь, облейте бензином да сожгите. Я Анне объясню, чтобы двери закрывала и подальше прятала уродца своего, а от вас отстанут. И все в выигрыше будут.
– Чего он? – спросил «крепостной».
– Предлагает решить их конфликт, – ответил башкир. – Сделать вид, будто мы убили мутанта. Вынести бревно какое-нибудь и сжечь, а сам он уговорит старуху спрятать карлика. И овцы целы, и волки сыты.
– Не стоит нам туда лезть, – мотнул головой Бельский. – Да и встревать в деревенские разборки уж точно не надо. Это их дела. Переночуем, отблагодарим… Автомат отдадим с парой магазинов да поедем дальше.
– Он говорит, что местные все равно погонят. Ты как будто стариков не знаешь, они ведь вцепятся и не отпустят, пока не сделаешь, что им нужно. Ладно, я своим объясню ситуацию, думаю, лейтенант согласится. Ты не против? – спросил Азат.
– Против, но ведь ты прав. – Он поморщился. – Короче, я начальника из себя строить не собираюсь. Если идти один хрен придется, то лучше пусть после нашего отъезда все останется, как было. Знаешь, я до Войны программистом был. И вот жизнь изменилась, а главное правило осталось тем же. Если работает – не трогай.
