Это было ясно. Четко. Последовательно. Ей нравилось так жить. Ей приходилось так жить, потому что это было безопаснее.
– Эта леди не желает мужчины и не нуждается в нем. – Грейс категорически замотала головой. – Не сейчас. В любом случае это глупо. Мне просто нужно новое дело. Что-нибудь запутанное, чтобы уйти с головой. Турне длилось всего три недели, но у меня до сих пор болит лицо от постоянных улыбок.
За беседой женщины зашли в глубь Сада скульптур, грациозно лавируя между статуями и людьми.
– Я здесь впервые, – заметила Мэгги, когда они проходили мимо ярко-красной абстрактной композиции, в которой явно читалось влияние раннего кубизма. – Производит сильное впечатление.
– Это поразительная коллекция, – согласилась Грейс. – Здесь хранятся некоторые из моих самых любимых произведений искусства.
– Ты видела ту скульптуру, что похожа на связку труб, подвешенную в воздухе? – спросила Мэгги, указывая куда-то за спину.
– Это «Игольная башня» Кеннета Снельсона, – ответила Грейс. – Тебе не нравится?
– Думаю, что современное искусство несколько за гранью моего понимания, – со смехом призналась Мэгги.
– Вздор! – у них за спиной раздался глубокий мужской голос.
– Фрэнк!
Невысокий седой мужчина с оплывшим, как у бульдога, лицом подошел к ним. Мэгги улыбнулась и подалась вперед, чтобы обнять его. Фрэнк Эденхерст, вечно помятый, уже развязал галстук-бабочку, оба конца которого теперь свободно свисали.
– Можем ли мы звать тебя мистером помощником директора? – спросила Грейс. Фрэнк недавно получил повышение в Бюро после ужасающего дела, связанного с похищением дочери сенатора. Именно он сумел вернуть Мэгги обратно в ряды сотрудников ФБР, и Грейс никогда этого не забудет. На работе ей не хватало Мэгги, она всегда была самым ценным сотрудником, в какой бы команде ни работала.
– Только если хотите втереться ко мне в доверие, – пошутил Фрэнк, и его невзрачная физиономия озарилась ослепительной улыбкой, показавшей, что, в сущности, он славный малый. – Мои поздравления, Грейс. Это немалое достижение.
– Спасибо, – ответила она.
– Мы очень ею гордимся, не правда ли? – спросила Мэгги, обняв Грейс за плечи.
– Чертовски верно, – откликнулся Фрэнк. – Как продвигается то дело в Делавэре? – обратился он к Мэгги.
– Какое-то время ситуация была критической, – сказала Мэгги. – Разве ты не читал мой отчет?
– Зачем мне это делать, если ты можешь просто рассказать, что случилось? – спросил Фрэнк.
Грейс засмеялась и покачала головой. Фрэнк славился ненавистью к канцелярской работе.
– Оставлю вас наедине, – сказала она. – Все равно мой издатель пытается привлечь мое внимание, – добавила Грейс, поймав взгляд мужчины, который махал ей из-за бронзовых скульптур. Они кивнули и погрузились в разговор, а Грейс тем временем зашагала по пересекавшей сад дорожке, но ее задержала пара политиков, которых она знала по светским приемам родителей.
– Поздравляем, Грейс, – сказал сенатор Клири, седовласый мужчина, давний друг ее отца.
– Спасибо, сенатор, – ответила она. Клири был себялюбив, он никогда не мог устоять перед искушением взглянуть на себя, проходя мимо зеркала. Для Грейс было само собой разумеющимся вынести из этого выгоду. – Должна сказать, вы сегодня выглядите очень эффектно.
– Вы чересчур добры к такому старику, как я, – сказал он, но явно несколько приободренный ее добродушной лестью.
– Здравствуйте, конгрессмен. – Грейс кивнула его светловолосому собеседнику: типичный выходец со Среднего Запада, убежденный демократ старой закалки, семейный человек из Айовы, всегда готовый постоять за свои идеалы. Грейс была удивлена, что ему удалось протянуть в Вашингтоне так долго. – Как близнецы?
– Рвут всех на поле в Айове, – с гордостью произнес конгрессмен.
– Вперед, Циклоны! – Грейс обезоруживающе подмигнула и была вознаграждена широкой улыбкой. – А сейчас, джентльмены, я должна покинуть вас. Долг зовет.
– Передавай от меня привет отцу, – сказал сенатор.
– Непременно, – кивнула Грейс, коротко улыбнувшись через плечо, хотя на самом деле не помнила, когда в последний раз разговаривала с отцом, не говоря уже о том, чтобы видеться с ним лично. Шесть месяцев назад? Семь?
Ей удалось пересечь сад без новых препятствий. Джонатан Эймс ждал ее у скульптурной группы Родена, этого чуждого условностям француза XIX века, чей чувственный, грубовытесанный стиль бросил вызов безукоризненному совершенству той эпохи.
– Дорогая. – Джонатан Эймс протянул к Грейс обе руки и порывисто поцеловал сначала в одну щеку, затем в другую. Его великолепный, серовато-зеленый смокинг мог бы показаться слишком броским и неуместным среди традиционных черных костюмов, однако с помощью яркой, нестандартной харизмы самого Эймса он смотрелся выигрышно. – Моя суперзвезда. – Глядя на Грейс, он расплылся в лучезарной улыбке. – Как бы я хотел, чтобы ты бросила эту отвратительную работу в ФБР и посвятила все свое время написанию книг для меня. Подумай о наградах, которые бы ты выиграла! О деньгах! Подумай об отсутствии опасности в твоей жизни! Я умоляю тебя!
Грейс добродушно закатила глаза, глядя на этот эффектный спектакль. Из-за чрезмерного энтузиазма Джонатана она едва было не отказалась от выбора в пользу его издательства, когда спрос на ее книгу превратился в аукцион с участием четырех издателей. Она сомневалась, может ли кто-то, настолько жизнерадостный и помпезный, понять всю темноту ее мира. Но она быстро поняла, что за внешней эффектностью скрывалась серьезность и страстная увлеченность. И когда Джонатан направлял свой пылкий энтузиазм на работу и на то, что создавали его авторы, происходило невероятное. Ее первая книга продержалась двадцать недель в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс», вторая – вдвое дольше. Третья вышла всего пару месяцев назад. Грейс была вынуждена отговорить Джонатана от восьминедельного промотура и ограничиться одним насыщенным месяцем.
Шеф Грейс неохотно отпускал ее, пока один из специалистов по связям с общественностью не заметил, что это будет неплохим пиаром для Бюро, особенно после того как было объявлено о присуждении второму роману Грейс престижной премии Каллахана в области детективной литературы.
– Я с ума сойду, если буду целыми днями сидеть дома перед компьютером, – сказала она Джонатану.
Он фыркнул и неодобрительно поджал губы.
– Ты сумасшедшая, дорогая. Только подумай, как волшебно это будет. Ты сможешь переехать в Нью-Йорк, вращаться в обществе литературной элиты. Ты меня убиваешь своим вечным «я должна оставаться в Вашингтоне и спасать мир от серийных убийц».
– Но мне и правда нужно оставаться в Вашингтоне и спасать мир от серийных убийц, – терпеливо сказала Грейс. – Вокруг полно преступников.
– И мне нравится, что это твоя личная миссия – поймать их всех, – сказал Джонатан, – это мечта любого пиар-агента. Но я беспокоюсь за тебя.
