Она вошла в дом и сбросила с себя мокрую одежду прямо на пол. Улыбаясь и напевая, обнаженная и прекрасная, она ходила по кухне, собирая составные части для любовного напитка, который обменяет на жемчуга Жанны.
Любовь – такой прибыльный товар! Даже более прибыльный, чем ненависть… Мари напомнила себе известить Селест Сазерак об отъезде Мэри Макалистер.
В общем, день получился исключительно удачный. Смешивая порошки в миске, Мари запела. Она искренне надеялась, что головные боли Мэри Макалистер не очень жестоки. Жаль, что она не может выслать ей противоядие.
Когда начался дождь, Вальмон Сен-Бревэн снял шляпу. Прохлада и влага приятно освежали голову. Голова у него адски болела.
Это было неизбежное последствие ночи, проведенной без сна, но с обильными возлияниями. Он ругал себя за легкомыслие. Сезон заготовки сахара слишком короток, чтобы впустую тратить время на карты и выпивку. Ему следовало уехать в Бенисон сразу после оперы.
И все же он не мог не переговорить с Карлосом Куртенэ, узнав девушку, сидевшую в его ложе. Карлоса следовало предупредить, что компаньонка его дочери – неподходящая компания для невинной девушки.
После встречи во рту остался неприятный привкус – сальности, мелкой сплетни, доноса. Пришлось выпить еще шампанского. А потом, чтобы окончательно забыть этот инцидент, – несколько партий в фараон с друзьями. Несколько бокалов перешли в изрядное количество, затем одна неосмотрительная шутка привела к вызову на дуэль, и уже на рассвете ему пришлось заглянуть в сад за собором. Он собирался уколоть противника в руку и закончить дуэль одной-единственной каплей крови. Но был пьян и по ошибке ранил соперника в плечо. Ранил серьезно. Господи! Весь вечер получился нагромождением ошибок, одна нелепей другой, и неприятностей, которых он наделал ближним. Он испытывал омерзение к жизни и к самому себе. И даже дальняя поездка в такую непогоду не могла развеять его меланхолии. Он не мог сосредоточиться на непосредственных проблемах. Мешала головная боль, да и мерзкие воспоминания о прошедшей ночи не прибавляли радости.
Карлос Куртенэ был похож на раненого быка. Он бы немедленно прикончил на месте эту американку, если бы Вальмон не сделал то единственное, что могло наверняка остановить его: предупредил, что это происшествие может вызвать скандал, который отразится на репутации Жанны.
Репутация Жанны и так уже была, мягко говоря, хрупкой. Эта девушка буквально излучала сексуальность, готовность, доступность. Он и сам испытал определенную реакцию на нее. Одних воспоминаний об исходивших от нее флюидах пылкой страсти оказалось достаточно, чтобы вызвать совершенно неуместные волнения пониже живота. Честное слово, забраться с ней в постель – это было бы нечто! Даже для столь опытного мужчины, как он.
Этому она не могла научиться у американской шлюхи. Это было нечто древнее, первородное. А кроме того, у той, второй, этого не было вовсе. Напротив, у нее до смешного непорочный вид! Роза Джексон хорошо муштрует своих девиц. Вэл ухмыльнулся при мысли, что одной из девиц Розы удалось каким-то образом проникнуть в семейство сверхконсервативной Берты Куртенэ и даже заручиться ее поддержкой. Разоблачив эту особу, он поступил правильно. И все же он не мог не восхищаться ее мастерством. Надо же, у нее почти получилось! Он припомнил, что как-то вечером Филипп Куртенэ особенно занудно распространялся о небывалых добродетелях этой особы.
Да уж, небывалых! Таких небывалых, что их и вовсе не существовало. Вэлу стало интересно, что же могло так очаровать Филиппа. Лично он никаких особых чар не ощутил.
Да ну их всех к черту! Он и так слишком много времени тратит на мысли о женщинах. Он пришпорил лошадь. Надо заняться сахаром, и фургоны движутся что-то слишком медленно. А вот потом, когда все работы закончатся, он вернется в город и проведет недельку в апартаментах, которые держит в отеле «Сен-Луи», с какой-нибудь хорошей шлюхой. Может, с Аннабель из заведения Розы? У нее есть чувство юмора. Помнится, как-то…
Глава 28
Узнав, что Мэри уехала, Селест Сазерак пришла в ярость. Она порвала записку Мари Лаво на сотню мелких кусочков, затем швырнула их на пол и принялась топтать ногами. При этом она непрерывно стонала сквозь стиснутые зубы.
Посреди припадка Селест резко остановилась. Полусогнувшись, прижав руку ко рту и склонив голову набок, она прислушалась, хотя вокруг было тихо. Потом опустилась на колени и стала лихорадочно ползать по полу, собирая крошечные обрывки бумаги, в уверенности, что кто-то может найти их и, сложив, восстановить текст записки, в которой ее имя напрямую связывалось с попыткой убийства.
Собрав все клочки в кучку перед собой, она их съела. Потом спустилась в гостиную матери выпить кофе.
– Тебе понравилось на озере, Селест? – без особого интереса спросила Анна-Мари Сазерак.
– Было довольно мило. Только обслуживание в отеле оставляет желать лучшего.
– Туда же никто зимой не ездит. Я удивлена, что отель вообще работал.
– Но для меня открыли лучший номер. Разве ты не помнишь, мама? Ведь отель принадлежит нам. Большая часть семьи ездит туда летом. Не знаю почему, но летом мне на озере не нравится. Слишком людно.
На самом деле Селест не нравилось на озере в любое время года. Она терпеть не могла находиться вдали от дома на Ройал-стрит, где была полновластной хозяйкой. Но другого места, чтобы уехать из города на то время, пока Мэри Макалистер не умрет и не будет похоронена, она придумать не могла. Она боялась, что ее торжество будет слишком явным.
Теперь было ясно, что она напрасно томилась в отеле целых десять дней. Все пошло насмарку. Десять дней, полных тревоги, как бы кто не взломал ее платяной шкаф и не обнаружил шкатулку. Десять дней вдали от своего сокровища. Десять дней вдали от матери и от тех крох внимания, которыми она дарила Селест. Десять дней ожидания покоя и безопасности навсегда, как она надеялась.
Все впустую.
В комнату тихо вошел Жак и шепнул на ухо Селест, что ее желает видеть молодая особа по фамилии Макалистер.
Селест коротко вскрикнула. Мать подняла глаза от книги, которая лежала у нее на коленях, но которую она не читала.
– Все в порядке, мама. – Селест отправила Жака на кухню принести свежего кофе взамен того, что остыл в нетронутом кофейнике, стоявшем на столе перед матерью. А сама поспешила к входной двери.
– Здравствуйте, мадемуазель Сазерак, – сказала Мэри. – Я так рада, что застала вас дома. Вы…
Селест не дала ей договорить.
– Убирайся! – прорычала она. – Нет у тебя семьи в Новом Орлеане. Убирайся и не возвращайся никогда! Я тебя знать не знаю, поняла? Убирайся и оставь меня в покое! – Она со страшным грохотом захлопнула дверь.
Мэри поморщилась от этого грохота, повернулась и ушла. В соседнем доме горничная через окошко торговалась с угольщиком, стоявшим на тротуаре. Оба замолчали и с большим вниманием выслушали тираду Селест. Потом посмотрели на Мэри с неприкрытым любопытством. Она с улыбкой кивнула им.
