Она преисполнилась решимости думать только о радости, которую доставляла ей обретенная независимость, быть счастливой, осуществить смелый план, придуманный ею с целью найти работу.
Она не ложилась, шила, пока у нее не заболели глаза, пальцы не стали кровоточить от уколов иглы, а лампа не покрылась копотью. И все же платье было далеко до завершения.
Он шила весь следующий день. И еще день. В пятницу к вечеру платье было готово. Она примерила его, усталая и полная дурных предчувствий. Пальцы ее болели и дрожали, когда она застегивала пуговицы.
Платье сидело идеально. Мэри вернула вдове ее булавки и ножницы, прошлась по кухне, демонстрируя свое изделие, затем возвратилась к себе в комнату, аккуратно повесила платье на крючок, забралась в кровать и проспала тринадцать часов.
Она проснулась в воскресенье в пять утра с теплым и бодрящим чувством уверенности и благополучия. «Сегодня я стану взрослой женщиной, самостоятельно зарабатывающей на жизнь, – сказала она своей комнате, в которой было прохладно и еще темно. – Теперь все обязательно будет хорошо».
Глава 29
Такой день мог придать уверенности кому угодно, даже человеку, настроенному куда менее оптимистично, чем Мэри Макалистер. Солнечный день со свежим морским ветерком, разносившим ароматы цветов из теплых, защищенных от холода садов на Старой площади по узким улочкам, и без того заполненным запахом свежего кофе из открытых дверей кофеен и с уличных лотков.
Мэри сошла с конки в своем идеальном платье, сверкающих новых башмаках и задорном новом чепчике. Она улыбалась. Улыбалась новому дню, ожидающим ее приключениям, городу, ставшему для нее родным. Многие улыбались ей в ответ, а некоторые джентльмены даже приподнимали шляпы. Ее жизнерадостность передавалась другим.
Уверенность в себе принесла ей больший успех, чем она предполагала. Войдя в магазин, о котором говорила Берта Куртенэ, Мэри попросила вызвать саму мадам. Продавщица, с которой говорила Мэри, решила, что она, должно быть, новая и очень богатая покупательница, поскольку никто иной никогда не удостаивался чести лицезреть саму мадам. Она провела Мэри через магазин в небольшой роскошный салон, где привилегированные клиенты совещались с самой престижной в городе поставщицей дорогих туалетов и аксессуаров к ним, мадам Альфанд.
Мадам появилась лишь после того, как горничная принесла серебряный кофейник и серебряную вазочку с миндальным печеньем и поставила их на столик возле кресла, где сидела Мэри. Мэри успела выпить чашечку кофе и съесть печенье, прежде чем с тихим шуршанием дорогих шелковых юбок и не менее дорогих шелковых нижних юбок явилась сама мадам Альфанд.
Мэри встала и улыбнулась:
– Бонжур, мадам.
– Бонжур, мадемуазель, – надменно, но вполне корректно отозвалась мадам. Ее обращение было тщательно рассчитано, чтобы внушить клиентке робость, но не отпугнуть ее. Она жестом пригласила Мэри снова присесть. Кольца с бриллиантами, унизывающие пальцы мадам Альфанд, своим блеском словно предупреждали, что цены здесь высокие.
Мэри не стала садиться. Она была убеждена, что служащие должны быть так же почтительны к своим хозяевам, как школьницы к учителям. Других критериев у нее еще не было.
– Я пришла устроиться к вам на работу, – весело сказала она.
Мэри было невдомек, что только глубочайшее изумление помешало мадам Альфанд крикнуть, чтобы эту нахалку выкинули с черного хода. Француженка просто лишилась дара речи.
Но уши она заткнуть не могла. Между тем Мэри рассказала ей о платье, которое было на ней надето, упомянув, что сшила его менее чем за три дня, а также, во всех подробностях, о том, как перешила парижское платье Жанны Куртенэ, включая и тонкую вышивку.
Мадам имела представление о платье Жанны – она знала почти все о гардеробах светских женщин Нового Орлеана, а о дебюте Жанны говорили во всем французском квартале.
– И сколько же времени у вас ушло на каждый ландыш? – спросила она, когда корыстолюбие вернуло ей дар речи.
– Больше двух часов. Очень сложная работа.
Мадам быстро прикинула в уме. С таким делом лучшая ее вышивальщица не справилась бы, а сезон только начался. У нее уже было столько заказов на вечерние платья, что она сомневалась, сможет ли выполнить их все. Эту дерзкую девчонку сам Бог послал.
– Здесь, мадемуазель, не монастырская школа, а серьезное предприятие. Работа тяжелая, сложная, и я требую идеального ее исполнения.
Мэри радостно кивнула:
– Я понимаю.
– Женщины приходят в ателье ровно к восьми и ни минутой позже, а заканчивают работу в пять. В полдень получасовой перерыв на обед, обед, кстати, за свой счет.
– Да, мадам.
– Рабочая неделя начинается утром в понедельник и заканчивается вечером в субботу. По воскресеньям мастерская закрыта, если нет особо срочной работы.
– Да, мадам.
«Девчонка вроде здоровая, – размышляла мадам Альфанд, – и видит Бог, желания работать ей не занимать. Я смогу платить ей меньше, чем остальным, может, два доллара в день вместо двух с половиной».
– И сколько же, по-вашему, стоит ваш труд, мадемуазель?
Мэри уже давно раздумывала о размерах жалования. Она глубоко вдохнула и назвала сумму, равную, по ее мнению, целому состоянию:
– Я хотела бы получать шесть долларов в неделю, мадам.
– Придешь в понедельник в восемь утра. Зайдешь с Тулуз-стрит, с черного хода. Найдешь мадемуазель Аннет. Я предупрежу ее о твоем приходе. Как твое имя?
– Мэри Макалистер, мадам. Француженка сморщила губу:
– Американка. На удивление неплохо говоришь по-французски. Здесь ты будешь мадемуазель Мари Четвертая. У меня работают еще три Мари. Все, можешь идти. И запомни, ты в последний раз зашла сюда с Шартр-стрит.
– Спасибо, мадам. – Мэри сделала книксен. – Я вам очень благодарна и обещаю, что вы не пожалеете…
– Иди, иди, мне работать надо.
Новые башмаки Мэри, танцуя, вынесли ее из ателье. Успех! Она знала, что все будет хорошо. Теперь она станет настоящей богачкой! Шесть долларов в неделю – а сколько всего она накупила за пять! Да еще и шоколадных пирожных на всех. И у нее еще осталось больше пятнадцати долларов из тех тридцати, с которых она начала. Все идет прекрасно!
«Схожу-ка я на пристань, – решила она. – Может быть, там „Царица Каира“ и Джошуа. Поделюсь с ним приятными новостями».
Конечно, на пристани шум и толчея, погрузка, разгрузка, разные там грузчики. Пэдди Девлин наверняка уронит тюк, увидев ее в новом чепчике. Мэри усмехнулась, перешла улицу и направилась в порт, пританцовывая, словно шла не по тротуару, а по паркету бальной залы.
Она не заглянула в кофейню напротив ателье мадам Альфанд, не то увидела бы Вальмона Сен-Бревэна, стоявшего за стойкой с крошечной чашечкой кофе, называемого маленьким двойным. Однако Вальмон увидел ее.
