– Кудряшова Василия Ивановича вчера вечером видели?
– Конечно, я с ним разговаривала.
– О чем?
– Да все о том же – о смерти Дмитрия Полянского. Все наши просто в шоке. Совершенно необъяснимая смерть. Нелепая и жестокая.
– Вы хотите сказать, что Дмитрия Полянского не за что было убивать?
– Абсолютно, – решительно мотнула я головой.
– А Кудряшова?
Если честно, я вообще не поняла, о чем меня спросили.
– А при чем здесь Кудряшов? – спросила я.
– Отвечайте на вопрос, – потребовал капитан.
– Что отвечать? Он очень хороший повар. Наши клиенты в восторге от его стряпни. Особенно ему удавались рыбные блюда. – Я поймала себя на мысли, что говорю о Василии Ивановиче в прошедшем времени. – А с ним, с Василием Ивановичем, все в порядке? – забеспокоилась я.
– Нет, не всё.
– Как вас понять?
– Он мертв, – обыденным голосом, как будто речь шла о чем-то несущественном, ответил Лукин.
– Как так мертв? – Меня прошиб холодный пот.
– Вот так, – пожал плечами Денис Александрович. – Утром Иван Кукушкин нашел его на заднем дворе в луже крови.
– Поскользнулся, упал, ударился? – спросила я, отгоняя от себя мысли о преднамеренном убийстве. Рядом с мусорным баком часто валяются овощные обрезки, на которые можно стать и поскользнуться.
– Нет, ему перерезали сонную артерию. Он истек кровью в считанные секунды.
– Что? – Перед глазами поплыл туман.
Капитан с интересом наблюдал за моей реакцией, а я из последних сил держалась, чтобы не разреветься в голос.
«Да что же это такое происходит?! На сотрудников «Кабуки» охотится маньяк? Но маньяки выбирают схожие в чем-то жертвы. Что общего у Димы с Василием Ивановичем? Да ничего! Один молодой – другому за пятьдесят. Один с рождения как сыр в масле катался – другой с детства зарабатывал себе на жизнь. Знакомые, среда обитания, интересы – всё разное. Где они пересекались? Только здесь, в «Кабуки». Что их могло еще связывать? На первый взгляд – ничего. Трагическое совпадение? В отдельно взятом заведении, практически в одно время? Не верю я в такие совпадения. Значит, что-то общее у них было. Что? – крутилось в голове. Неожиданно я вспомнила: – А ведь Василий Иванович мне что-то хотел сказать! Потом вышел на крыльцо Андрей Михайлович и Василий Иванович замолчал. Опять Андрей Михайлович… Господи, да что же это такое? Как можно не верить такому человеку?»
От напряжения заболела голова, от сухости запершило в горле – я одновременно закашляла и схватилась за голову.
– Вам нехорошо? – участливо спросил Лукин.
– Лучше, чем Диме и Василию Ивановичу, – огрызнулась я. Потом решила, что не стоит грубить Лукину, и попросила прощения: – Простите. Нервы.
– Понимаю.
– Я потрясена случившимся. А Андрей Михайлович уже здесь?
– Андрей Михайлович? Ваш директор? Он еще не приходил. Но его уже вызвали. Пока его нет, давайте продолжим беседу, – с напускной вежливостью предложил Лукин. – Вы давно знаете Кудряшова?
– Не очень, я относительно недавно работаю в «Кабуки», – покачала я головой. – Знаю, что он женат, кажется, есть дети. Основательный, обязательный, профессионал своего дела. Веселый, – добавила я. – У начальства на хорошем счету. Со всеми поддерживал ровные, дружеские отношения.
Я действительно не видела, чтобы Василий Иванович с кем-то ссорился, кричал на подчиненных, за глаза кого-то осуждал или обсуждал. Прикрикивал, конечно, иногда, но только по делу и без злости.
«Может, я его мало знала?» – промелькнуло в голове.
– Вчера вы общались с Кудряшовым?
– Да, я уже уходила домой, мы столкнулись с ним на крыльце, недолго постояли. Потом его позвал Андрей Михайлович, а из «Кабуки» вышли Семеныч и Ваня Кукушкин, – детально вспоминала я.
– О чем вы говорили с Кудряшовым?
– Все о том же: зачем Дима пил саке? Скажите, а вы уже подозреваете кого-нибудь? – спросила я после недолгой паузы, во время которой Денис Александрович задумчиво грыз карандаш.
– Что? – очнулся он от своих мыслей.
– Я видела, как вы вчера отправили повара-японца в СИЗО. Если он даже виноват в том, что Дима отравился саке, то Василия Ивановича он убить никак не мог.
– А почему это вы его защищаете? – насторожился Денис Александрович.
– Я абсолютно его не защищаю. Просто, не может человек быть одновременно в двух местах.
Лукин подпер ладонью щеку и сквозь прищуренные веки внимательно на меня посмотрел. Я поняла, что сморозила глупость. Кто сказал, что оба преступления совершил один человек?
– Я ведь не должен перед вами отчитываться, правда? – ехидно улыбнулся мне Денис Александрович.
– Да, конечно, – смущенно ответила я. – Скажите, а нож, которым убили Василия Ивановича, нашли?
– Гражданка Зайцева, вы задаете лишние вопросы.
– Ну как же…
– Вы можете идти, – оборвал он меня, заметив в дверях Андрея Михайловича.
Глава 8
Нельзя сказать, что я обиделась на капитана – в конце концов, тайну следствия никто не отменял, – но неприятный осадок от разговора все-таки остался. Он считает себя крутым сыщиком? Но и мы не лыком шиты! Год я все-таки отучилась на юридическом факультете. Если дать нам равные возможности, то еще неизвестно, кто первым на убийцу выйдет.
Лукин мог в законном порядке допрашивать свидетелей – я же могла добыть информацию только окольными путями. К его услугам была криминалистическая лаборатория – мне и рассчитывать на нее не приходилось. Но ведь не это главное! Главное – можешь ты логически мыслить или нет. Для того чтобы найти преступника, важно понять его действия, определить мотивы преступления и вычислить его дальнейшие шаги.
Мое место занял Андрей Михайлович. Я пожалела, что не могу спрятаться под столом и хоть таким образом подслушать их разговор. Но что мне мешало отойти к барной стойке, стать вполоборота к Лукину, взять в руки меню и сделать вид, будто я крайне интересуюсь прейскурантом на спиртные напитки?
– Это правда, что Василия Ивановича убили? – вытирая пот со лба, спросил Андрей Михайлович.
– Да. Мне сказали, что вы с ним вечером разговаривали. И это было незадолго до его гибели, – сообщил Денис Александрович. – Что скажете?
Такая постановка вопроса могла сбить с толку кого угодно.
Андрей Михайлович покраснел, лицо его напряглось. Даже руки задрожали, когда он вновь потянулся вытирать платком лоб.
– Да, я действительно с ним разговаривал. Минуты три-четыре, но не больше.
– О чем говорили?
