– Зайцева, я знаю, у тебя получится. Приступай. Ленточки, цветочки… Чтобы все было траурно и торжественно.
– Цветочки сегодня нельзя – завянут.
– Значит, сегодня только ленточки. А цветочки завтра. Пока все будут на похоронах, ты цветы разложишь.
– Я не пойду на похороны?!
– Вика, ну кому-то же нужно заняться поминками? Напоминаю, что ты работник ресторана, а не член семьи Полянских. Кстати, цветы потом можно будет собрать и вдове Василия Ивановича отнести.
– От вдовы спасибо, – буркнула я.
Работа действительно предстояла большая, а если учесть, что я даже не представляла, как должно выглядеть помещение для vip-поминок, то, считай, реально сложная.
Но я все-таки справилась – к шести вечера наш прежде уютный зал выглядел так же безрадостно, как родовой замок семейки Адамс. Все, что можно было завесить черной органзой, я завесила. У нас нет на потолке люстр, а то бы я и их обмотала прозрачной черной тканью.
Получилось довольно мрачно, но я надеялась, что когда завтра разложу в вазы бордовые розы, чернота перестанет так давить на психику.
– Вика, – услышала я в тот момент, когда в очередной раз пыталась повесить на стену Димин портрет.
Шнурок, прикрепленный к раме, упорно не хотел цепляться за гвоздь, вбитый в стену. Я отчаянно махала портретом, но у меня ничего не получалось. Я даже злиться начала… на Диму.
– Что ты делаешь? Давай помогу.
– Ты? – удивилась я, обернувшись. – Помнится, мы договаривались только созвониться.
– Ты трубку не берешь. Я подумал, что что-то еще случилось, – объяснил свое появление Никита.
– Извини, я даже не знаю, где мой телефон. Видишь? – я обвела взглядом зал, демонстрируя свою работу.
– Впечатляет. Хотя не думаю, что Диме это бы понравилось, – не отводя глаз от портрета, сказал Никита. – Димка был жизнелюбом.
– Но таков заказ его родителей, – вздохнула я. Мне и самой не нравилось творение моих рук. – Прости, Дима, но спорить с твоей мамой я не могу, – обратилась я к портрету, потом изловчилась и, наконец-то, повесила его на стену. – Ровно?
– Ровно. Слезай, – Никита протянул мне руку. – Вика, ты обещала держать меня в курсе.
– Пошли в мой кабинет. Я угощу тебя кофе.
Проскользнув на цыпочках мимо двери Андрея Михайловича, мы втиснулись в мой кабинет.
Я усадила Никиту рядом со столом, сама пробралась на свое рабочее место, нажала кнопку на кофеварке и выставила перед собой и Никитой чашки.
– Это и есть твое рабочее место? – Никите явно было не по себе в замкнутом пространстве. Еще бы! Площадь моего кабинета – пять квадратных метров. Я, даже если нахожусь одна, открываю настежь дверь или окно, чтобы не задохнуться. – Тесновато.
Помещение наполнилось кофейными парами – дышать и вовсе стало нечем.
– Тесновато, – согласилась я, протягивая руку к створке окна.
– Ты что-то узнала? – подтолкнул меня к разговору Никита, отхлебнув из чашки ароматный напиток.
– Узнала. А что толку? Я отталкивалась от того, что Диму не мог убить человек с улицы. Убийца, определенно, входит в число сотрудников «Кабуки» или был приглашен на банкет Емельянова. Бывшая девушка Никиты? Была я у Лизы, с которой тебя Димка знакомил, – наблюдая за реакцией Никиты, доложила я. Он и глазом не моргнул. Я продолжила: – Она не могла убить ни Диму, ни Василия Ивановича. Во-первых, Дима ей был по барабану, о ревности здесь и речи не могло быть – у нее есть парень. А во-вторых, позавчера она с этим парнем ездила на шашлыки.
– У нее был парень? – удивился Никита.
– Да, это отдельная история. Теперь о Василии Ивановиче, – я снизила голос до шепота. – У Василия Ивановича, оказывается, было два сына. Одного родила жена, другого – любовница. Законный сын погиб пять лет назад, а второй, который незаконный, стал на скользкую дорожку – это со слов самого Василия Ивановича. В общем, вначале я подозревала сразу обоих сыновей. Первый вроде бы такой гладенький и правильный, но сам знаешь, в тихом омуте черти водятся. И главное – парня звали Славой. Славами могут звать и Вячеславов, и Станиславов, и Ярославов. Правда, я так и не узнала фамилию жены Василия Ивановича.
– Вот тут я что-то не понял, – перебив меня, признался Никита. – Как ты могла подозревать старшего сына в убийстве Димы, если пять лет назад он погиб? Из гроба встал?
– Нет, конечно же. Если допустить, что Ярослава Сидоренко устранили по заказу Петра Максимовича Полянского, то Диму мог убить в отместку Василий Иванович.
– Ага, а ты думаешь, что фамилия старшего сына Василия Ивановича по матери была Сидоренко? – Никита как-то странно на меня посмотрел. Да я и сама понимала, насколько моя версия была бредовой.
– В общем, я так сначала думала, а потом узнала о втором сыне Василия Ивановича.
– А в чем ты второго сына подозреваешь? Его тоже зовут Слава? – спросил Никита с подозрительно серьезным лицом.
– Нет, он Валерий Нечипорук. У него были все предпосылки стать вором и убийцей – его воспитал уголовник. Короче, Славу мог убить и сводный брат, Валерий Нечипорук. Парень познакомился с родным отцом, когда уже был взрослым. Окончил кулинарное училище и попал к папеньке на практику. Если ты был знаком с Василием Ивановичем, то должен знать о его патологической честности: из ресторана горбушку хлеба не вынесет. А к рукам сыночка прилипла и семга, и коньячок, и икорка. Оказывается, он, желая произвести на девушку впечатление, привел ее ночью в ресторан, как к себе домой. Перед открытым холодильником Василий Иванович и застукал сына. Посыпались обвинения. Василий Иванович обозвал отпрыска вором, а его спутницу – шлюхой. Утром Валерия уволили. Скандала вроде бы и не было, но парень затаил обиду. Скорей всего, что убийство Славы – дело его рук. Убийц так и не нашли, но Василий Иванович был на сто процентов уверен в вине младшего сына.
– Может, этот младшенький и до отца добрался?
– Нет. Сейчас Валерий Нечипорук находится в местах лишения свободы. Не мог он физически.
– Да, – протянул Никита. – А я на Ярослава Сидоренко в архиве документы поднял.
А почему мне не пришло в голову это сделать или попросить Никиту?
– И что? – спросила я, немного обидевшись. Получалось, слушая мои измышления, Никита в душе подсмеивался надо мной.
– Парень поступил в институт как льготник: сирота и к тому же чернобылец. Отец был ликвидатором, умер, когда Ярославу было три года. А мать погибла в автомобильной аварии. В семилетнем возрасте его отправили в приют. Учился хорошо. При поступлении к нам недобрал полбала, но его все равно взяли. Таким студентам мы предоставляем бесплатно общежитие, они получают стипендию, не смотря на то, как сдают сессию. Конечно, на стипендию не проживешь, но у нас всегда можно подработать на кафедрах – было бы желание. Деньги, конечно, небольшие, но, если сложить со стипендией, то жить можно. Ярослава эти крохи не устраивали. И работать он, судя по всему, не хотел – его привлекали легкие деньги.
