– Он был наркоманом?
– Зачем? Он понимал, что наркотики неминуемо ведут к смерти. Я разговаривал с куратором группы, в которой учился Сидоренко. Так вот, со слов сокурсников, Ярослав был заносчив и мстителен. Он обвинял товарищей в легком хлебе, в том, что они за папиными спинами не знают жизни, не умеют зарабатывать деньги. Грозился, что еще покажет кто есть кто.
– Что он имел в виду?
– Что непременно разбогатеет. И не важно, каким путем зарабатывать деньги. Главное – сколько.
– Странно, но я сегодня уже столкнулась с подобной жизненной позицией. Любовница Василия Ивановича точно так же рассуждала в молодости. Впрочем, она и сейчас так рассуждает. Она считает, что тащат все, кто работает в общепите. И нечего было Василию Ивановичу поднимать в бурю в стакане, когда тот поймал сына на воровстве. Прости, что перебила. Так что там с Сидоренко?
– Когда его убили, люди из полиции приходили в институт, разговаривали с деканом, с куратором, со старостой группы. Вышло так, что Сидоренко и хоронить было некому. Как плохо он к однокурсникам не относился, а пришлось именно им собирать деньги на похороны и провожать его в последний путь. Вот так жизнь расставила точки над i.
– То есть, мстить за Ярослава было некому?
– Нет. Выкинь эту версию из головы. Какие-нибудь другие предположения относительно убийства Димы имеются?
Я покачала головой.
– Это даже хорошо, – неожиданно сказал Никита.
– Почему?
– Да потому, что раскрытием преступлений должны заниматься компетентные органы, а не бухгалтеры.
Сам того не желая, Никита обидел меня до глубины души. Но разве он знал, что, прежде чем поступить на экономический факультет, я была отчислена с первого курса юридического? Я очень хотела учиться, но подхватила пневмонию в тяжелой форме и надолго попала в больницу. Сессию сдать не успела и вылетела за академическую неуспеваемость – таковы были правила. С первого курса гнали всех, не разбираясь. Несправедливо, но если вспомнить, то судьба никогда меня не баловала.
Никита, почувствовав перемену в моем настроении, стал оправдываться:
– Я имел в виду, что не надо принижать роль правоохранительных органов. Я уверен, Димкиного убийцу найдут и очень скоро.
– Хотелось бы, – уныло выдавила я из себя.
– Послушай, я потерял друга, близкого друга. Мне очень больно, но я не могу смотреть, как ты переживаешь. Жизнь, Вика, продолжается.
– Знаю, только без Димы, Василия Ивановича и… Черт, надо позвонить в больницу, – я полезла в сумку за телефоном, чтобы справиться о состоянии Кати.
– Плохо себя чувствуешь? – напрягся Никита.
– Я хорошо, а вот девушка Димы не очень. Представляешь, она вчера напилась таблеток. Вроде бы хотела отравиться.
– Вы тут все такие ненормальные? – неожиданно разозлился Никита. – Мужей теряют, с малыми детьми на руках остаются, но продолжают жить. Это аморально кончать жизнь самоубийством! Грешно, хотя лично я в бога не верю. Грешно перед обществом, родителями. У твоей Кати все в порядке с головой?
Никита так разошелся, что я на всякий случай убрала со стола чашку, опасаясь, что в запале он треснет по столу кулаком и столкнет ее.
– Вроде бы, – испуганно ответила я. – Она девушка впечатлительная, тонкой душевной организации.
– Небось до такой степени начитанная, что пыталась изобразить из себя Джульетту? – начал ерничать Никита. – А таблеточками заранее запаслась?
«Ну конечно же! Катя – молодая здоровая девушка. В ее аптечке могут храниться только таблетки от головной боли и температуры. Кстати, лекарство, которое я нашла в мусорном ведре мне незнакомо. Такие таблетки в аптеке от нервов не предлагают. Захвати я пустую облатку, знала бы точно, чем Катя отравилась… или чем ее отравили», – с сожалением подумала я.
– Никита, а ты, наверное, прав. Нет, я даже уверена, Катю отравили!
– Ничего такого я не говорил! – пошел на попятную Никита. – Отравилась и отравилась, – равнодушно констатировал он и тут же, чтобы не казаться излишне черствым, спросил: – Ее ведь откачали?
– Подожди, сейчас узнаю. – Я набрала номер приемного покоя. – Скажите, пожалуйста, как себя чувствует Екатерина Романова? Ее к вам вчера доставили в тяжелом состоянии.
Девушка на другом конце провода медлила с ответом. За те несколько секунд, пока она листала список больных, мой лоб успел покрыться холодной испариной: слишком уж томительной была пауза, после которой я могла услышать самое худшее.
– Ага, вот она, – наконец-то откликнулась девушка. Я затаила дыхание. – Состояние тяжелое. К Романовой пока никого не пускают.
– Ее проведать можно?
– Девушка, вы понимаете русский язык? К ней никого не пускают. Она под капельницей.
– Хорошо, я приду, когда ей станет лучше.
– Звоните, – разрешила девица и повесила трубку.
– Как дела? – осторожно спросил Никита.
– Пятьдесят на пятьдесят. Лежит под капельницей. Никита, а давай сходим к ней домой?
– Зачем?
– Там в мусорном ведре, – начала я. Лицо Никиты исказилось в брезгливой гримасе, как будто ему под нос сунули нечто зловонное, – валялись облатки из-под лекарства, – продолжила я фразу, стиснув зубы. – У меня есть знакомый доктор – хочу спросить у него, что это за таблетки.
– Но зачем?
– Как ты не понимаешь?! Если это какое-то редкое лекарство, специфическое, то ее сто пудов отравили.
– Странная у тебя логика, – пожал он плечами. – Ты же не все лекарства знаешь? Твоей подруге это лекарство могли выписать. Слушай, у меня сестра невропатолог, можно ей показать твои таблетки.
– Правда? – обрадовалась я. – У тебя есть время съездить со мной на Катину квартиру?
– Да, до следующей пятницы я совершенно свободен, – процитировал мультяшного героя Никита. – Сейчас едем?
Я мельком взглянула на часы – без пятнадцати шесть. Через пятнадцать минут мой рабочий день закончится, но сегодня не просто рабочий день, а день накануне Димкиных похорон. Без разрешения шефа уйти ни через пятнадцать минут, ни через час я не могла.
– Никита, можешь меня подождать в машине? Я зайду к Андрею Михайловичу, боюсь, что утром я его не увижу, а надо договориться относительно завтрашнего дня. Все поедут на похороны – я остаюсь в ресторане. Возможно, у него для меня будут особые поручения.
Проводив Никиту, я постучала к Андрею Михайловичу.
– Входите, – недовольным голосом отозвался он. – Ты, Зайцева? Что у тебя?
Он стоял практически у двери, держа наготове ключи от кабинета. Видимо, тоже собирался уходить.
– Ничего, – пожала я плечами. – Просто хотела спросить, есть ли еще поручения. Зал я практически подготовила. Завтра разложу цветы…
