– Оля, а ты можешь сказать, в каких клиниках лечат таким лекарством? – поинтересовался Никита.
– Могу. В нашей больнице таким лекарством точно не лечат. У нас нет его в списке. Ищите специализированные лечебницы. Например, третья психиатрическая, седьмая… Но из седьмой редко выписывают. Это клиника для буйных и для тех, кто уже давно не дружит с головой. Извините, издержки лечения. Там используют куда более сильные психотропные препараты. Год-два такого лечения, а то и раньше, и человек превращается в растение.
– Спасибо, Оля. Наше любопытство ты удовлетворила в полной мере. Мы пойдем, – поднялся Никита из-за стола. Мою просьбу заскочить к сестре на минуту он понял буквально.
Пришлось и мне подняться, отодвинув от себя нетронутую чашку с чаем.
– Как? Даже чая не выпили, – возмутилась Ольга.
– Пора нам. Честно.
– Честно? Вот ты честно и скажи, когда женишься? – накинулась на Никиту сестра. – Сколько можно ходить холостым?
– Обещаю, женюсь, – сказал Никита, скосив глаза в мою сторону.
– Вика, возьмите над ним шефство, иначе он так и останется бобылем, лет через десять станет вредным занудливым старикашкой, который своими придирками изведет всю нашу семью.
– Я не знаю, понравится ли ему мое шефство, – пробормотала я, краснея.
– Понравится. Я же вижу, как он на вас смотрит.
Никита скорчил сестре рожицу. Я так и не поняла, в шутку Ольга сказала относительно шефства или, правда, я ему нравлюсь.
– Пока, – бросил на прощание сестре Никита, выталкивая меня за порог.
– Хорошая у тебя сестра, – отметила я, садясь в машину.
– Хорошая, только жутко болтливая, – согласился со мной Никита. – Как это она не притащила альбом с моими детскими фото? Удивляюсь.
– Детские фото? Посмотрела бы с удовольствием.
– Еще представится возможность. У мамы моей посмотришь.
– Ты хочешь познакомить меня с мамой?
Никита ушел от ответа:
– Ну что, едем в третью больницу? Я вашу Катю не видел, не знаю, но сестренка навела меня на мысль, что девушка и раньше имела проблемы с психикой. В ее медицинской карточке должно быть это отмечено.
– Катя – нормальная! – заступилась я за подругу.
– А я и не говорю, что она умственно отсталая. Просто психика – штука тонкая. Бывает такие пограничные состояния, когда не различишь нормальный человек или псих. Мне Олька рассказывала. Например, маньяки. В нормальной жизни они ласковые и пушистые, потом что-то в них перемыкает, и они превращаются в зверей. – Заметив, что от возмущения у меня заиграли на щеках желваки, он поторопился сказать: – К Кате это не относится. Это я так, к примеру.
– Неудачный пример, – сквозь зубы процедила я.
– Неудачный. Прости. Но проверить надо. Катю же в третью больницу поместили?
– Да.
– Поехали! – скомандовал он, поворачивая ключ в замке зажигания.
– Никита, уже почти семь, – напомнила я. – Кто там с нами будет разговаривать? И к Кате нас никто не пустит. Я же сегодня звонила. Мне сказали, что ее пока рано навещать. Может, завтра с утра?
– Завтра тебе и мне будет некогда. Есть у меня план. Обычно на вечерние и ночные дежурства ставят молодых докторов – интернов. А со вчерашними студентами я разговаривать умею. Поехали.
Машина мягко тронулась с места, выехала со двора и влилась в плотный поток автомобилей.
– Ты хоть знаешь, куда ехать?
– Знаю, навещал кое-кого. Нам где-то еще полчаса пилить, но это даже хорошо. Заведующие отделениями, профессора, доценты, главврачи – все эти ответственные товарищи уедут, а те, кто нам нужен, останутся.
– Дежурные врачи?
– Медсестры тоже подойдут. Нам нужна медицинская карта, а это по их части.
– Ладно, вези. Надеюсь, мы делаем все правильно.
Глава 23
Ехать пришлось довольно долго. Третья психиатрическая больница находилась на другом конце города. Хоть и грозился Никита, что на дорогу уйдет полчаса, а попали мы туда только в девятом часу. Уже достаточно стемнело, но фонари на территории больницы отчего-то включать не торопились.
– И как мы внутрь попадем? – спросила я, когда машина остановилась перед внушительными коваными воротами.
На воротах висел замок, а сама больница с прилегающим к ней сквером была огорожена высоченным забором.
– Через калитку, – сказал Никита, не понимая, что меня смущает.
Он вышел из машины, подошел к калитке, которая находилась рядом с воротами, взялся за ручку – и дверь открылась.
– Здесь даже замка нет.
– А как же психи? – спросила я, похолодев от мысли, что психически неуравновешенные люди могут вот так спокойно выйти из лечебницы.
– Какие психи? Ольга же тебе сказала, что буйных лечат в седьмой больнице, а здесь тихие суицидники и те, у кого нервишки шалят. Но могу тебя успокоить, здание на ночь закрывают, а днем у ворот стоит охрана. В пижамах и халатах не выпустят.
– Откуда тебе так хорошо известны порядки лечебницы?
– Скажу. Когда у Димки были проблемы с наркотиками, его привезли сюда, а не в наркологический диспансер. Петр Максимович не хотел огласки. И условия для Димы создали по высшему разряду. В его распоряжении была одноместная палата со всеми удобствами и отдельным выходом на территорию. Смотри, это там, – Никита показал рукой на пристройку к зданию. – Ни больные Диму не видели, ни он их. Перед входом в палату сидел охранник. К Диме могли пройти только врач, родители, я и наш с Димой общий друг. Я и был-то раза два всего, но, как видишь, запомнил.
Главный вход в больницу был уже заперт на ключ. Никиту это не смутило. Он пошел по дорожке вдоль здания и остановился перед дверью, рядом с которой висела табличка «Санпропускник». Эта дверь была открыта.
– Можно я пройду первым? – спросил у меня Никита. – Боюсь, что с таким лицом, как у тебя, у нас ничего не выйдет.
Я действительно чувствовала себя не в своей тарелке. На моем лице, по всей видимости, отражалось в полной мере смятение, а также недоверие к Никите. С кем он собирается разговаривать? Доктора ушли, заперев карточки своих пациентов в ординаторской или даже в сейфе. Нет, все-таки надо было приехать с утра и начистоту поговорить с лечащим врачом.
Тем временем Никита прошел внутрь. Я последовала за ним. После маленького коридорчика мы попали в освещенную комнату. Письменный стол, кушетка, стеклянный аптекарский шкафчик – и ни одной живой души.
Никита громко хлопнул дверью, добавив громогласное:
– Почему никого нет на посту? Безобразие!
Из смежной комнаты высунулось перепуганное лицо дежурной медсестры.
