Катя спала под капельницей. Рядом с ней на стуле дремала старушка в белом накрахмаленном халате.
– Ксения Алексеевна, – тихо позвала Варя, – тут проверяющие.
Старушка вздрогнула. Очки заскользили по носу. Не удержавшись на кончике, они слетели прямо в морщинистые ладони нянечки.
– А? Что? Кто здесь? – спросила она, сощурившись на свет, который ярким лучом падал из хорошо освещенного коридора в полумрак палаты.
– Это я, Варя.
Старушка, нацепив на нос очки, уперлась в нас жестким взглядом.
– То, что ты Варя, я вижу. Кто с тобой?
– Проверяющие из облздравотдела.
– Проверяющие по ночам не ходят, – заявила она.
– А мы особые проверяющие, – отрекомендовался Никита. – Варенька, подождите нас за дверью, только далеко не отходите, а мы с Ксенией Алексеевной побеседуем.
Глава 24
Варвара с радостью выскользнула в коридор. Как только она вышла, Никита сменил тон. Его голос зазвучал мягче и дружелюбнее.
– Ксения Алексеевна, вы давно в больнице работаете?
– Без малого двадцать лет, – сообщила нянечка. – Как на пенсию вышла, сюда устроилась. Без подработки мне на мою пенсию не прожить.
– Смотрю, вы хорошо относитесь к пациентам, – отметила я.
Пока мы здесь находились, Ксения Алексеевна успела поправить под Катиной головой подушку и вытереть с ее лба испарину.
– Как положено, так и отношусь, – пробурчала нянечка, все еще настороженно косясь на Никиту.
– Да вы нас не бойтесь, – вздохнул он, понимая, что если с Варварой можно перегнуть палку, то к старушке нужен особый подход.
– Мне вас бояться нечего. Я хоть человек и маленький, но начальство за меня держится обеими руками. Это их могут уволить, а меня – никогда! Кто тогда работать здесь будет? Молодежь? Толку от нее! Сегодня пришли – завтра ушли. Все хлебного места ищут. У нас здесь держатся одни старожилы.
– Похоже, это касается не только медицинского персонала, но и пациентов. Романова, например, во второй раз здесь.
– Да, – кивнула головой Ксения Алексеевна. – Катюшу я давно знаю. Она мне как родная. И что же ей, бедолаге, на этом свете не живется? Мало того, что сама хотела из жизни уйти, так и парня такого подвела.
– Какого парня? – насторожилась я.
– Да доктора нашего, Юрия Александровича Комова. Он ее в прошлый раз вытянул, вылечил, к жизни вернул, а она так по-свински с ним поступила. Да, о тебе, Катя, говорю, о тебе. Давно бы уже забыла все то, что когда-то было! Жила бы себе, замуж вышла. Да хотя бы за нашего Юрку! – незлобно ругала спящую Катю Ксения Алексеевна. У той же на лице не дрогнул ни один мускул. – Спит, не слышит моя красавица, – вздохнула няня.
– И что с ней случилось? Что она должна была забыть, вы знаете? – тихо спросила я. Катя хоть и лежала недвижимо, но ведь могла и претворяться? – Кстати, мы ее не разбудим?
– Не, – махнула рукой няня. – Нашим пациентам на ночь такое колют, что они только к обеду просыпаются.
Ни я, ни Никита не стали комментировать действия врачей, опасаясь, как бы нянечка после нашей критики не повесила на рот замок.
– Так что там случилось с Катей? – спросила я, присаживаясь на краешек кровати. Никита продолжал стоять. Ему сесть было некуда. – Мне это, как специалисту, очень интересно. Я диссертацию пишу на тему: «Мотивы и анализ синдрома хронического суицида». А этот случай, похоже, как раз по моей теме. Вы не переживайте, в диссертации не называют настоящих имен больных.
Может, то, что я придумала, с медицинской точки зрения являлось абракадаброй, но да простит меня Катя: что выдал мой мозг, то я и озвучила.
– Что было? Наверное, всё. Ее судьбе не позавидуешь. Я ведь Катюшу с рождения знаю. Жили по соседству. Дома рядом, двор один. Ребятня с двух домов вся у меня на глазах выросла. Катя росла в благополучной семье. Ее родители были людьми степенными, им обоим было за сорок, когда они с двухмесячной дочкой в наш двор переехали. Ох, и любили они дочурку. На прогулку во двор наряжали, как куколку: бантики, оборочки, туфельки лаковые. Игрушками ее задаривали. Кстати, и про соседских детей они не забывали. То во двор мяч новый купят, то скакалки вынесут. Для состоятельного человека это копейки, а детворе – радость.
А потом в семью Романовых горе пришло. Кате лет почти пятнадцать было, когда ее отец скоропостижно умер. Тогда-то мы и узнали, что Катя им не родная, а приемная. Родители ее удочерили, когда ей было отроду неделя. Катина мать акушеркой в роддоме работала, а там девчонка деревенская рожала. С каким-то женатым гуляла и нагуляла себе ребеночка, да только родила не одного, а двух. Мальчика решила забрать, а девочку в роддоме оставила. Галина – женщина сердечная, прикипела душой к малышке, взяла и записала девочку на себя. Документы все оформили, место жительства сменили. И, наверное, Катя никогда бы не узнала, что она приемная, если бы родная мать спустя тринадцать лет не объявилась.
– Как же она узнала, где ее дочь живет?
– Как? Очень просто. Романовы переехали в другой район, чтобы злые языки не нашептали дочке, что она из отказных детей. А перед сотрудниками Галине скрывать было нечего, она, как и прежде, продолжала работать акушеркой в том же роддоме. Там ее эта мамаша и нашла.
– И что она от нее хотела?
– Денег! Когда эта тварь от дочки отказывалась, говорила, что в деревню возвращается, а там нравы суровые. Ребенок нагулянный – позор на всю семью. Ладно еще мальчишка – в деревне мужские руки ценятся, – а за девчонку отец ее точно убьет. Галина пыталась усовестить ее, мол, не всем бог детей дает. Сама столько лет в браке, а детей нет. «Возьми моего», – предложила мать-кукушка. Галина, недолго думая, помогла написать роженице отказ от ребенка, а потом пошла к главврачу просить, чтобы ребенка отдали ей. Муж был только рад такому подарку судьбы.
И вот спустя пятнадцать лет эта кукушка вдруг поняла, что продешевила: надо было не отдавать девочку, а продавать! Сейчас такие деньги на продаже детей делают! Она разыскала Галину и потребовала денег. Ей дали. Она пришла еще, потом еще. Уже соседки во дворе стали замечать, что к Романовым зачастила какая-то баба. Раз в месяц точно приходит. Наверное, Романовым надо было обратиться в милицию или начистоту поговорить с Катюшей, но они боялись ее реакции и продолжали платить шантажистке.
А потом квартиру Романовых, когда те были на даче, обчистили воры-домушники. Вынесли деньги, ценности. Совпало так, что и у шантажистки в это время деньги закончились. Пришла она к Романовым под хмельком и стала требовать. Ей пытались объяснить, что сейчас нет никакой возможности дать хоть сколько-нибудь. Но та не поверила, стала кричать, что ее обманывают, специально говорят, что их ограбили, и вообще, настало время рассказать все Кате.
Она спустилась во двор, подкараулила Катю и выложила ей невероятную историю о том, что, дескать, ее у нее украли злые люди, то есть Романовы. Ладно бы соврала с глазу на глаз, но все происходило при детях, при многочисленной толпе соседей. С Катей случился припадок, она билась в истерике, плакала, ее долго не могли успокоить. Кончилось это тем, что врачи констатировали у нее нервный срыв и забрали в больницу. А вскоре умер Павел Андреевич, Катин отец. Сердце Павла Андреевича остановилось в карете «скорой помощи». Его даже до больницы довезти не успели. Галина очень переживала. Она осунулась, похудела, за месяц превратилась в старуху.
