Емельянов с довольным видом наблюдал за происходящим. Мне пришло в голову, что сам он не был в параличе, а только делал вид. Наверное, он ощущал себя вершителем чужих судеб, когда видел в глазах гостей первобытный страх перед смертью, и это доставляло ему определенное удовольствие.
– Все пришли в себя? – спросил он через время, когда гости вдоволь поделились своими ощущениями.
– Все! – недружно и не все ответили гости.
Дольше всех «возвращалась» к жизни Симочка, жена Емельянова. Она продолжала сидеть в той же позе, изредка подергивая плечами. На лице сохранялось растерянное выражение. Возможно, ей достался больший кусок или более ядовитый, или же она притворялась, играя на публику. Во всяком случае, Емельянова почему-то мало волновало состояние жены. Он лишь косо взглянул на нее и тут же отвернулся – куда интересней было вокруг.
Как того и обещал именинник, радость вернулась к гостям. Лица светились от счастья. Некоторые плакали от умиления. Мужчины пожимали друг другу руки. Женщины, все как одна, принялись поправлять макияж.
– Здорово! – воскликнул Дима. – Были моменты, когда я думал, что пора вызывать труповозку. А этот голос? Он как будто с небес доносился. Я сам едва не окаменел.
– Знаешь, Димочка, японцы уверяют, что «тот, кто ест фугу – глупец, но тот, кто не ест – тоже». Умереть от яда фугу – достойная по японским меркам смерть, – поделилась я почерпнутыми из Интернета знаниями, а потом добавила: – но, по-моему, глупо рисковать своей жизнью, а чужой – преступно.
– Не знаю, не знаю, – передернул плечами Дима. – Девчонки, может, по пять капель коньячку, чтобы стресс снять?
– Я на работе, – сухо отреагировала Катя.
– Вика, а ты?
– Нет, Дима, я домой. Впечатлений на сегодняшний день предостаточно. – Для себя я четко решила – рыбу фугу ни на зуб, ни на ползуба. Подобный экстрим не для меня.
Димка убежал к себе, а мы с Катей задержались у двери.
– Жуткое зрелище, правда? По сути, гости Емельянова были подопытными кроликами. Могу представить, какие мысли бродили в их головах. Очень жестокий розыгрыш, если, конечно, выходку Емельянова можно так назвать.
Катя, соглашаясь со мной, кивнула головой.
– Да, смертельный номер.
– Катя, ты специализировалась на восточной кухне. Вам что-нибудь рассказывали о фугу? – поинтересовалась я.
– Рассказывали. Нечто подобное я ожидала увидеть, но лучше бы я не смотрела на этот театр восковых фигур. Я до сих пор под впечатлением, – призналась она.
– Да, я тоже. Кому хорошо сейчас, так это Василию Ивановичу. Он всего этого ужаса не видел. Кстати, я его приглашала присоединиться к нашей компании, но он предпочел игру в домино со своими помощниками.
– И правильно сделал – спать спокойнее будет. Ну что там? Открыли кухню? – поинтересовалась у меня Катя.
– Пошли посмотрим. Вряд ли здесь что-нибудь интересное еще произойдет.
Мы вышли в служебный коридор. Дверь в кухонный блок была уже открыта
– А вот и Василий Иванович! – воскликнула я, увидев в дверном проеме кухни нашего повара.
Василий Иванович сидел за одним столом с японцем и пытался с ним общаться посредством жестов и нескольких английских фраз, которые, думаю, помнил со школы.
Господин Якимото грустно на него смотрел, не понимая, что от него вообще нужно.
– Иванович, отпусти гостя с миром, не мучай, – посоветовала я шеф-повару.
– Вика, я только хотел у него спросить, всю рыбу съели? Молчит как партизан. Я к нему и так и сяк – молчит.
– Лучше чаю предложи гостю, – со смехом предложила я.
Василий Иванович хлопнул себя ладонью по лбу – как это ему самому в голову не пришло, – а потом щелкнул по горлу:
– Может, чаю?
Японец испугано отпрянул от Василия Ивановича. Кажется, он опять не понял собеседника.
Дожидаться развязки я не стала, помахала рукой Василию Ивановичу и пошла к себе за сумкой.
Глава 3
Перед тем как уйти, я решила проститься с Димой и, проходя мимо его кабинета, постучала в дверь. Мне никто не ответил, хотя дверь была не заперта. На то указывала тонкая щель, сквозь которую пробивался луч света.
– Дима, – позвала я. – Дима, ты здесь?
Я набралась наглости и потянула ручку на себя.
На первый взгляд в кабинете никого не было. На столе стояла рюмка и бутылка, на этикетке которой красовались причудливые иероглифы.
«Интересно, а где же Дима?» – спросила я себя.
Наверное, нехорошо заходить в чужой кабинет без спроса, но я все-таки зашла, чтобы рассмотреть этикетку на бутылке – уж больно она была красочная и очень похожая на ту, из которой угощали гостей Емельянова.
До изучения этикетки дело не дошло. Когда я приблизилась к столу, то увидела сначала перевернутый стул, а потом Дмитрия, лежащего с открытыми глазами. Меня испугало то, что он не проявлял никаких признаков жизни. Взгляд мой метнулся к бутылке – она была пуста.
Почему-то на цыпочках я обошла стол. Ступала осторожно, но едва не сбила корзину для бумаг, в которой из-под горы мусора торчало горлышко коньячной бутылки. И эта бутылка была пуста. Когда же он успел? Или коньяк он раньше допил?
Дрожащей рукой я коснулась Димкиной шеи – пульса не было. Глаза смотрели в одну точку. На лице никаких эмоций. Он был еще теплый, но жизни в его теле уже не было.
– Сюда, все ко мне! – завизжала я, осознав происшедшее.
Первой откликнулась Катя. Она появилась в проеме двери и недовольно спросила:
– Что у вас произошло? Зачем орать?
– Дима, он… он… – язык не слушался меня.
– Что он? – переспросила Катя, теряя терпение.
– Лежит…
Из-за Катиной спины вынырнула голова Василия Ивановича. Заметив на столе бутылку с рюмкой, он решил, что Димка напился:
– Маленько выпил мужичок? Так это ничего – бывает. Проспится и будет как новенький.
– Не маленько! Он выпил две бутылки и, кажется, умер, – удалось мне выдавить из себя.
Не поверив, Катя зашла в кабинет. Не дойдя до стола, она наткнулась взглядом на бутылку.
– Откуда это у него? Это же то саке, которым угощали гостей! Это же яд! – ужаснулась она.
– Его можно пить микроскопическими дозами, – вспомнила я. – А он сколько выпил? Сколько было в бутылке?
Никто не знал.
– Может, она и не была полная, – предположил Василий Иванович.
– Да какая разница! Даже две рюмки для человека смертельны. О, боже, – застонала Катя, прислоняясь к стене.
– Может, он еще отойдет? – с надеждой спросила я, вспоминая, как гости Емельянова через некоторое время приходили в себя.
