– И что Рита? – мой уставший мозг отказывался включиться.
– Рита переставила кастрюли, банки и сорвала замок.
– А ей-то это зачем? Кстати, ее ночью сегодня не было.
– Да? – пробормотал Олег и закрыл за собой дверь.
– Стоило приходить? – пробурчала я, зевая.
В четвертом часу зашел Андрей Михайлович. Проверяющие только-только уехали.
– Им так понравилось у нас, что они уходить не хотели. Ну всё, теперь нас надолго оставят в покое, – похвастался шеф. От него заметно пахло коньяком. – Я уж и так, и этак. Волчком перед ними крутился.
– Отчет они смотрели?
– Отчет? Какой там отчет! – отмахнулся он. – Официанты не успевали тарелки менять.
– Главное, чтобы вы не перестарались, Андрей Михайлович. Повадятся к нам ходить, не выгоним, – предупредила я.
– Ничего-ничего. Вроде люди порядочные, надоедать не будут. Видишь, Зайцева, к любой комиссии можно найти подход. Учись, пока я живой.
– Типун вам на язык! – испугалась я за шефа.
Андрей Михайлович заулыбался на всю ширину рта.
– Шучу, конечно. А ты иди, милая, иди. Выспись хорошо. Можешь завтра позже прийти. Я разрешаю.
Не став перечить шефу, я быстро собралась и выскочила через служебный вход за порог. Пока Андрей Михайлович хмельной и под впечатлением своих подвигов, добрее человека нет, а когда протрезвеет, то может и забрать свои слова обратно. Вспомнит про отчет в этом месяце или найдет мне другую работу.
В ресторане, кроме бухгалтерии, я занимаюсь закупкой посуды, столовых приборов и предметов интерьера. Конечно, каждый день я по магазинам не езжу, но вдруг ему приспичит сменить все скатерти?
Мне казалось, что как только я доберусь домой, то сразу же повалюсь на диван и засну до утра, но я вышла на свежий воздух, и легкий ветерок взбодрил мою голову. Усталость чувствовалась, но спать уже расхотелось. Я постояла минутку на крыльце, потом направилась к беседке, в которой сидели Марфа Егоровна и Елена Тихоновна.
Этих двух пенсионерок у нас знают все. Матрена и Цветочек – так за глаза величают у нас подружек. Матрена – это Марфа Егоровна, боевая и настырная бабка. Елена Тихоновна – Цветочек, интеллигентная старушенция с сумкой-ридикюлем и в блузке с ажурным воротничком.
Эти бабушки – активистки пристально наблюдают за деятельностью «Кабуки». Они контролируют, чтобы поварята не выбрасывали мусор в общий контейнер; чтобы фургоны, привозящие нам продукты, не простаивали перед входом, а разгружались сразу. Еще они гоняют клиентов, которые оставляют свои машины не на стоянке перед рестораном, а во дворе. Следят, чтобы у нас вовремя травили тараканов и истребляли мышей. Если их что-то не устраивает, они пишут в санстанцию, в горисполком и в защиту прав потребителей.
– Добрый день, – поздоровалась я.
Старушки мне обрадовались. Кстати, они знают по именам практически всех, кто у нас работает. Откуда? – для меня секрет.
– Здравствуй, Вика, – на мое приветствие ответила Марфа Егоровна. – Слышала, у вас несчастие произошло.
Позавчерашнее событие не могло пройти мимо них. Машина полиции и машина скорой помощи стояли во дворе – не было смысла утаивать от них смерть Клавдии Петровны.
– Да, мойщица посуды умерла. Такая внезапная и нелепая смерть. Сердце прихватило. И позвать на помощь она не могла: дело ночью было, все по домам разошлись. Так и скончалась одна-одинешенька. Только утром ее нашли.
– Да-да, все мы под Богом ходим, – запричитала Елена Тихоновна. – Клавдию мы знали. Частенько она нам на свою непутевую жизнь жаловалась, на сына-алкоголика. Как он без нее будет? – покачала она головой.
– Никак! Вчера на радостях суррогатом отравился, – доложила я.
– Да ты что?! – не сдержалась Марфа Егоровна. – Ну надо же! Мать и сын в один день?! Не иначе как божья кара!
– Да, – поддакнула ей Елена Тихоновна. – Странная смерть…
– Да уж…
Старушки обменялись взглядами.
– Скажите! В чем странность? – возразила я. – Клавдия в последнее время много пила. Ей на этой почве даже покойники стали мерещиться. Кстати, бабушки, не знаете, у кого в подвале мастерская оборудована?
– Мастерская? – бабульки опять переглянулись.
– Ну да, кто-то поздно спускается в подвал и там постукивает. Этот стук и довел Клавдию Петровну до сердечного приступа.
– Даже не знаю, что сказать, – пожала плечами Марфа Егоровна. – Сейчас в подвале, кроме электрощитовой, ничего нет, но раньше там были кладовки жильцов. Лет десять назад пожарная инспекция нагрянула и в ультимативном порядке велела все перегородки разобрать. Теперь всю консервацию приходится хранить на балконе. Очень неудобно: балкон есть, а выйти на него нельзя.
– Может, кто-то на втором этаже занимается чеканкой или чем-то таким.
– Ой, да нет у нас таких, – на этот раз ответила Елена Тихоновна. – Сейчас в доме в основном молодежь живет. А эти поделками не увлекаются, у них интересы другие. Из старых жильцов только я и Марфа остались. Кто-то переехал, кто-то умер, кто-то квартиру продал, как Вера Федоровна и Яков Семенович. Может, ты не знаешь, но ваш ресторан расширился за счет их квартир. Яков Семенович Кауфман в конце девяностых годов в Израиль выехал. Богатый еврей был, ломбард на соседней улице держал. А Веру Федоровну продать квартиру вынудили обстоятельства. Мужа ее, Павла Ивановича, в тюрьму посадили. Он большим начальником на заводе был, какие-то махинации прокручивал. Взяли его за незаконный бартер. Деньги понадобились на адвоката – вот она квартиру и продала.
– Как это ей удалось? Разве муж не был здесь прописан?
– А так и удалось! Павел Иванович за год до судебных разбирательств фиктивно развелся с Верой Федоровной. Эту квартиру он ей оставил – себе купил однокомнатную, там и прописался. Еще теще подфартило: он и ей жилплощадь приобрел. Так что Вера Федоровна эту квартиру без морок продала, а сама к маме переехала.
– Жалко, наверное, ей было продавать эту квартиру? – спросила я. Квартиры в этом доме хорошие: просторные, с высокими потолками. Да и первый этаж сейчас в цене. – Если ее муж большими деньжищами ворочал, отчего на адвоката денег не припас?
– Неожиданно все произошло, – будто жалея ворюгу, сказала Елена Тихоновна.
– И что, удалось вашей соседке мужа от тюрьмы отмазать?
– Нет, адвокат непутевый оказался, – поведала Марфа Егоровна. – Засудили Павла Ивановича. В прошлом году должен был выйти, но так и не вышел, – тяжко вздохнула она – Помер от какой-то болезни. В общем, намудрил он с Верой Федоровной. Она эту квартиру продала, деньги на адвоката спустила, а ту квартиру, что он на свое имя записал, хрен теперь получит. А были бы женаты, может, и не забрали бы в пользу государства.
– А дети есть? – автоматически спросила я. По большому счету история Веры Федоровны меня мало интересовала.
