– Да ладно! Как же так получается? – Ванька заинтересованно уставился на Ларису. – Эти люди с чемоданами денег в Израиль укатили, а своего родственника в подвале подыхать оставили? Вроде бы одна семья, а каждый сам за себя?
– В точку! Этот мужик, в смысле покойничек, не всегда был бомжем. Его разорил хозяин квартиры! В отместку ему бедолага повесился в подвале.
– Родственник разорил родственника?
– Да! Хозяин квартиры деньги ссужал под залог. На соседней улице у него ломбард был. А бомж этот (тогда он, конечно, бомжем не был) хотел открыть свое дело, в банк за кредитом не пошел, а обратился к родственнику, думал, что тот ему без процентов денег даст. Тот дал, но под залог квартиры. Мужчина этот прогорел, ну а родственник прибрал к рукам его квартиру. Не помогли ни слезы, ни просьбы, ни проклятья. Потом эти люди продали ломбард, две квартиры (свою и бомжа), деньги перевели на счет в банке и, не мучась угрызениями совести, выехали за рубеж.
– А как стало известно, что этот бомж – тот самый родственник хозяина квартиры на первом этаже? Мало ли бомжей по подвалам лазит, – усомнился Ваня в правдивости рассказанной истории.
– А то, что у него в кармане письмо нашли, вернее, заявление в полицию. Так, мол, и так, в моей смерти прошу винить гражданина такого-то, который обманом отнял у меня квартиру. Но к тому времени эти люди уже далеко были.
– Лариса, прекратите городить ерунду, – вмешался в разговор Олег. Я его видеть не могла, но прекрасно слышала. – Это сумасшествие какое-то! Сначала Клавдия, теперь вы! Слушаю я ваши бредни и диву даюсь. Какой бомж? Какие духи? Взрослая женщина, а морочите парню голову.
– И вовсе не морочу! Диме незачем приходить. Он отомщен, его убийца получил по заслугам. А вот бомжу этому…
Относительно вменяемости Ларисы я не стала делать никаких умозаключений, поскольку сама слышала и шаги, и стук. Другое дело – я, как и Олег, мало верила в приведения.
– Допустим, это бомж, допустим, – вроде бы согласился с Ларисой Олег. – Но почему он явился вам и Клавдии? Вы-то ему, надеюсь, ничего плохого не сделали? Ему бы лучше полететь в Израиль и там пугать родственников.
– Да не может он полететь в Израиль, потому что неприкаянная душа бродит вокруг места своей гибели, вот! – выдала Лариса.
Олег не смог ей возразить, поэтому он не нашел ничего лучшего, как прикрикнуть:
– Занимайтесь делом, Лариса. Иван, ты почистил овощи? Тогда иди сюда, мешай соус.
Иван с обиженным видом поплелся к плите, а Лариса шумно стала доставать из машины чистые тарелки. Я продолжила свой путь к выходу.
Дожидаясь меня, Никите пришлось изрядно поволноваться: я катастрофически опаздывала. Его фигуру у ступеней театра видно было издалека. Он словно хищник, загнанный в клетку, нервно мерил шагами тротуар вдоль фасада театра. Хвост ему заменял букет цветов, который он держал в сцепленных за спиной руках.
«Все нормальные люди уже сидят на своих местах в зрительном зале, а ее где-то черти носят», – полагаю, в таком направлении думал Никита.
– Прости, каюсь, – пробормотала я, пытаясь дотянуться до его щеки, чтобы поцеловать. Никита, не желая так скоро меня прощать, увернулся. – Ну ты же знаешь, что я работаю до шести. А тут еще Андрей Михайлович, – свалила я свое опоздание на шефа, уверенная в том, что Никита не станет проверять, в котором часу я ушла с работы.
– Ладно, идем в зал, если, конечно, нас туда пустят, – пробурчал он и вытянул из-за спины букет. – Кстати, это тебе.
– Какие прелестные цветы. Как ты догадался, что я люблю именно такие? – восторженно спросила я, уткнувшись лицом в пахнущие осенью белые хризантемы.
Никита сдержано улыбнулся: он все еще сердился на меня за опоздание.
В зрительный зал нас не пустили: спектакль уже начался. Вредная старушенция с пачкой театральных программок загородила дверь своим тщедушным телом.
– Молодые люди, вы куда?
– Странный вопрос! – с вызовом ответил Никита. – На свои места! Вот билеты!
Зря он так сказал. Надо было помягче, подобрее со старушкой.
– Вы опоздали, а в театр не опаздывают! После третьего звонка в зрительный зал мы не впускаем никого! – делая ударение на последнее слово, произнесла служительница Мельпомены. Она приняла боевую стойку, нагнула голову вперед и, тряся стянутым в узел жиденьким пучком волос, злобно повторила: – Не пущу!
Надо было менять тактику.
– Но, может, сделаете исключение? – с мольбой в голосе попросила я. – Мы очень торопились, правда.
Никита решил мне подыграть. С его лица сошло агрессивное выражение, брови соединились на лбу домиком, нос нервно задергался, а глаза стали жалобными, как у обиженного спаниеля, – все говорило о том, что он всю жизнь мечтал попасть на спектакль, а теперь его мечте не суждено сбыться.
Увы, старушенцию и слезы не смогли разжалобить. Тогда Никита сделал шаг вперед. Старушка не испугалась.
– Нет! Даже если вы скажете, что являетесь депутатом, все равно не пущу! – она еще шире развела руки, выпятив при этом костлявую грудную клетку, обтянутую черным трикотажным платьем. – Театр – это храм! Святилище искусства! Его нельзя брать штурмом, – завизжала она, подозревая, что Никита хочет применить к ней силу.
В принципе, ее можно было легко сдвинуть с места, поднять и отнести в сторонку, но ни я, ни Никита не хотели скандалить.
Чувствуя себя виноватой – мы ведь из-за меня опоздали, – я вздохнула и взяла Никиту под руку.
– Пошли.
– В антракте я вас впущу, – вдогонку крикнула старушка. – Вы пока в буфет сходите.
Никита пожал плечами. Можно и в буфет сходить.
На удивление, в буфете практически все столики были заняты. Мужчины баловались коньячком, женщины употребляли шампанское. Настроение у всех было превосходное, как будто спектакль, от которого они получили массу удовольствия, уже закончился.
– Вот это да! – не сдержала я своих эмоций. – Я думала, что в театр ходят на спектакли.
– Не только. Как видишь, буфет тоже не пустует.
– Неужели все опоздали? Кажется, я поняла: та старушенция получает процент от того, сколько человек отправит в буфет!
Никита посадил меня за столик, а сам пошел за кофе. Только сейчас я вспомнила, что так и не спросила, на какой спектакль мы пришли. Подходя к театру, на афишу я даже не взглянула. От мысли, что я могу подняться и громко спросить: «Ребята, а что сегодня дают в театре?», мне стало смешно.
С двумя чашками кофе вернулся Никита.
– Никита, а на какой спектакль ты меня привел? – сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, спросила я.
– Нормально, – прыснул он от смеха. – Пьеса называется «Гамлет». Может, слышала? Сюжет первого акта рассказать?
– Да знаю я сюжет, – отмахнулась я от Никиты.
