Слава обижено поджал губы: выпить кофе ему никто не предложил. Кстати, он никогда не спускается в ресторан, а пользуется электрическим чайником, который купил на свои деньги. На мой взгляд, это глупо, поскольку кофе у нас варят отличный.
Мы переместились в ресторан и заняли самый крайний столик у стены, чтобы никто нам не мешал.
К нам тотчас подбежал официант.
– Чего желаете? – спросил он, обменявшись со мной тревожным взглядом.
Антон Леонидович уже имел возможность пообщаться с обсуживающим персоналом «Трех самураев». И официант знал, с кем я пришла. «Не к добру следователь к нам зачастил», – читалось на лице официанта.
– Два кофе, Артем, – сделала я заказ. Парень хотел всучить нам меню, но я покачала головой: – Это всё.
Через минуту чашки уже стояли на столе.
– Как я понял, вы в очень хороших отношениях с Юрием Егоровым, – начал разговор Антон Леонидович.
– В дружеских отношениях, – уточнила я. – Юра мой друг, но я не могу сказать, что очень близкий. Вне работы мы мало общаемся.
– Понятно, – кивнул он, делая глоток из чашки и не отводя глаз от моего лица.
Я постаралась сохранить на лице спокойствие, хотя сердце выпрыгивало из груди, и чувствовала я себя весьма неуютно под его тяжелым ментовским взглядом.
– Еще вопросы будут? – спросила я после затянувшейся паузы.
– Виктория, мне бы хотелось, чтобы мы нашли общий язык. Вы что-то недоговариваете.
– Я??? – Мои брови поползли вверх. По-моему, я и так много сказала.
– Я не враг Юрию Егорову. И мне важно, чтобы именно виновный понес наказание, а не случайный человек.
– А виновным вы считаете Егорова?
– Он пока лишь подозреваемый.
– Значит, все-таки считаете, – покачала я головой.
– Видите ли… – он запнулся, чтобы подобрать нужные слова.
Меня словно какая-то муха укусила. Не разрядившись на Куприянове, я вдруг стала кричать на Антона Леонидовича:
– Вижу! Вы подбираете только то, что лежит на поверхности! Может быть, вам стоит присмотреться к личности самого покойного?
С моей стороны так себя вести было крайне неразумно, но мое поведение отнюдь не оскорбило Антона Леонидовича. Более того, он дал мне возможность выговориться.
– Что вы имеете в виду? – тихо спросил он.
– А то, что он сам кот в мешке! Адрес дал неправильный. Родственников у него нет. Во всяком случае, они к нему не приходили. Если его кто-то навещал, так это я, Егоров и Владимир Алексеевич, – без злого умысла «сдала» я приятеля Пискунова.
– Это кто же такой?
– Соперник Пискунова по нардам. Только и он об Аркадии Петровиче толком ничего не знает. Познакомились они в санатории, решили продолжить знакомство. Играть на улице жарко, дома неудобно, вот они и приходили к нам. Играли вон за тем столиком.
– Фамилию этого Владимира Алексеевича знаете?
– Нет. А вот номер мобильного телефона скажу. Записывайте… Только, пожалуйста, о смерти Пискунова сообщите ему деликатно: мужчина уже в возрасте. Кстати, о мобильном телефоне покойного. У Пискунова был телефон, но он почему-то, когда звонил Егорову, воспользовался моим. Вчера нашли его телефон, но он оказался без сим-карты.
– Не было «симки»? Может, потому он и воспользовался вашим телефоном?
– Нет, этот телефон накануне был в рабочем состоянии. Тому есть свидетели.
– Вот как. И где же тогда «симка»?
– Вы меня спрашиваете?
– Ну вы же в курсе, что телефон оказался недоукомплектованным. Кстати, откуда вы все знаете?
– Я приходила сегодня в больницу. Принесла Аркадию Петровичу блины. А там… Все носятся, не знают, что делать. И главное, адрес в медицинской карточке указан неправильный. Родственников найти не могут. Я поговорила с дежурной медсестрой. Это она нашла телефон и отнесла его заведующему отделением. Посмотрели, а в телефоне все номера стерты, ни одного имени в контактах. И сама «симка» отсутствует. Скажите, такое бывает?
Не отвечая на мой вопрос, он задал встречный:
– И какие мысли у вас по этому поводу?
– Какие?! Убийца вынул «симку» или уничтожил. Допустим, в унитаз спустил.
– А Егоров это сделать не мог? – провокационно спросил Антон Леонидович. Я уловила в его голосе легкую иронию.
– А ему это зачем? Вчера я была у Пискунова. Это он попросил меня позвонить Юре, чтобы тот к нему пришел. О предстоящем визите было известно многим: мне, дежурной медсестре, может, еще кому-то. Да что там известно – его видели в отделении за две минуты, как нашли мертвым Пискунова! Неужели вы считаете, что мой друг такой дурак, чтобы при таком раскладе пойти на убийство? Как вы не поймете?! Подставляют его!
– Кто?
– Вот вы и разберитесь!
– Разберемся, обязательно разберемся. А где он сейчас, ваш Егоров, не знаете?
– Я? Нет. В последний раз я разговаривала с ним вчера днем. Звонила ему из больницы. Всё. Больше мы не виделись и не разговаривали.
– Ну, а предположить можете, где он сейчас?
– А разве он не дома? – сделав наивные глаза, спросила я.
– Нет. Сбежав, он очень осложнил себе жизнь.
– Возможно, он у одной из своих девушек.
– У вас есть кто-нибудь на примете?
– Нет, я не отслеживаю его подружек.
– Жаль, – протянул Антон Леонидович.
Мне показалось, что он не поверил мне, но дальнейшие расспросы прекратил. Допив свой кофе, Антон Леонидович открыл портмоне, чтобы расплатиться. Со стороны казалось, он полностью потерял ко мне интерес. Это меня и насторожило. Возможно, он хотел усыпить мою бдительность, чтобы я выдала себя.
«Не хватало, чтобы за мной начали следить или прослушивать телефон. А ведь могут, если у них не появится другой подозреваемый», – подумала я.
– У вас только одна версия, кто убил Пискунова? Это сделал Юра?
Антон Леонидович молчал, но и без слов было понятно, что никакой другой версии у него нет. А это значит, что если найдут Егорова, то ничего хорошего ему не светит – с миром точно не отпустят.
– Я вот о чем подумала. Если вы выясните, кто такой Пискунов, покопаетесь в его прошлом, то, определенно, найдете тех, кому выгодна его смерть.
«Кстати, если отталкиваться от того, что Юру хотели подставить, нужно и в его прошлом покопаться», – осенило меня.
Однако эту мысль я решила попридержать, дабы Антон Леонидович с еще большим усердием не стал разыскивать Егорова.
– Да-да, обязательно покопаемся, – пообещал следователь, но таким тоном, будто для себя уже все решил: кроме Юры, убить Пискунова не мог никто. – Всего доброго, – попрощался он и ушел.
