– Кто? Я не знаю, о ком ты. У меня много подружек, но подружки не есть девушки. То есть они, конечно, девушки, но не для души, а для времяпровождения. У меня нет планов вести кого-то в загс. Значит, и оплакивать меня некому, и довериться тоже некому.
– Странно, я думала, что на личном фронте у тебя все в порядке.
Откровенно говоря, я была удивлена сказанным. Юра отличался приятной внешностью. Его обаятельная улыбка заставляла девичьи сердца биться в ускоренном темпе. Все наши официантки тайно по нему вздыхали, но романов на работе он не заводил – что было весьма мудро с его стороны. Зато за пределами «Трех самураев» его частенько видели то с одной, то с другой барышней. Неужели среди них не было ни одной, которая бы сейчас его поддержала и утешила?
– В порядке, только поплакаться некому. Мои подружки любят смеяться, хорошо проводить время, но сострадать – это не по их части. Они просто не умеют этого делать. Они даже не представляют, что тебе может быть плохо только лишь потому, что плохо твоему другу.
– Выбирай других, – посоветовала я.
По Юркиному лицу пробежала тень. Глаза затянулись поволокой. Он как будто вспомнил что-то сокровенное и особенно грустное, что обычно хранят в глубине души, куда нет доступа посторонним.
– А я и выбирал. Катя, Лена, Ника, Даша … Вика, Ира, – отшутился он. – Много их было. Возможно, и была среди них та единственная, но я ее не разглядел. Или не захотел разглядеть. Так что теперь я один. И зачем ты, Вика, так рано вышла замуж? – спросил он, вновь вернувшись к амплуа местного Казановы.
У меня есть правило: не обсуждать свою личную жизнь ни с кем. Я никак не отреагировала на шутку, а перевела разговор в иное русло:
– Юра, неужели у тебя нет родственников? Кстати, как ты потерял родителей? Извини, что спрашиваю. Можешь не отвечать.
– Ничего. Они погибли. Поздно вечером ехали на дачу. Их автомобиль подрезал один урод. Водитель вывернул руль вправо, автомобиль отца снесло со скользкой обочины в кювет. Шофер погиб еще до приезда «скорой», а отец и мать умерли в больнице. Им сделали операцию, но они все равно не выжили. Вторую машину так и не нашли. Водитель промчался, даже не притормозив. Свидетели толком не смогли описать эту машину. Вроде отечественная, вроде белая. Ни номера, ни марки автомобиля никто запомнить не смог: темно было. С тех пор жизнь моя разделилась на «до» и «после», – с грустью выдохнул он. – Пытался забыться водкой. Случайные друзья, многочисленные подружки…
– Я слышала, что твой папа был достаточно влиятельным человеком.
– Да, я с рождения относился к так называемой «золотой молодежи». Нет, мой родитель не олигарх, не магнат и не депутат, но связи у него были такие, что любой вопрос решался в два счета. Такой он был человек: компанейский, пробивной. Торговал недвижимостью. Еще у него была строительная фирма, которая занималась ремонтами. Денег хватало. Я очень легко учился в школе, без труда поступил в престижный вуз. Родители не отказывали мне ни в чем. Нормальные предки были. Они меня понимали. А после смерти отца фирму разворовали компаньоны. Квартира и машина – это все, что у меня осталось.
– Тяжело терять родителей, – оглядываясь вокруг себя, посочувствовала я.
– Пойдем, покажу их фотографию, – предложил Юра.
Ремонт был не первой свежести, но качественный и дорогой. В эту четырехкомнатную квартиру было вложено много денег. Юркины родители жили на широкую ногу и окружили себя дорогими и красивыми вещами.
На стенах гостиной висели картины в золоченых рамах, скорей всего, это были копии, но весьма неплохие. Когда мой взгляд наткнулся на хрустальную люстру, я улыбнулась. Еще не так давно такая люстра считалась непременным атрибутом роскошной обстановки. Тяжелые портьеры, резная под старину мебель, громоздкие диваны – подобный интерьер, как правило, выбирает старшее поколение. Вряд ли идея таким образом обставить квартиру принадлежала Юре. Думаю, он выбрал бы другой стиль, более современный и легкий, но в память о родителях оставил все как есть.
Юра протянул мне фотографию в простой рамке. Снимок был сделан на каком-то торжестве. Солидный мужчина в костюме и в галстуке, женщина в вечернем платье до щиколоток и юный Юра с лентой выпускника через плечо – все трое стояли в обнимку, улыбающиеся и счастливые.
– Это с моего выпускного вечера, – пояснил Юра.
– Да, – протянула я, рассматривая фотографию. – Хорошее фото.
– Они меня понимали! Даже тогда, когда я ошибался, – вполголоса сказал он, скорее для себя, чем для меня.
Чтобы лишний раз его не расстраивать, я не стала уточнять, про какие такие случаи идет речь.
– Юра, я пойду. Муж скоро домой придет, а у меня к ужину ничего нет.
– А ты уже с нашей кухни не таскаешь? – спросил он, игриво приподняв брови. Подобие улыбки заскользило на его губах. Наверное, моя психотерапия все-таки сработала – передо мной стоял тот Юра, которого я знала, забавный и ироничный.
Я вздохнула. Сложно, работая в ресторане, удержаться от искушения воспользоваться услугами кухни. Тем более что мы, сотрудники ресторанной сети, имеем право покупать блюда из меню со скидкой. Первое время после свадьбы я готовила дома только по выходным – в будни мой муж изучал ресторанное меню по принесенным мной деликатесам. Но потом я отказалась от этой практики по простой причине: и я, и он начали быстро набирать в весе. На семейном совете было принято: питаться попроще, без изысков, предпочтение отдавать низкокалорийные блюда. И такое решение далось очень легко, поскольку мой муж совсем неприхотлив. Он вполне может поужинать картошкой с селедкой или омлетом с овощами.
– Нет, Юра, с кухни я уже не таскаю. У человека не должно быть праздника желудка каждый день.
Я слукавила, поскольку продолжаю таскать, но уже не каждый день, а только тогда, когда понимаю, что нет времени или настроения на приготовление еды.
– Наверное, ты права. Мне самому порядком надоели суши и роллы. Иногда мне до чертиков хочется жареной картошки с лучком, как готовила моя мама. Но ее нет. А значит, жареной картошки тоже нет.
– Некому пожарить? Если твои подруги не могут сострадать, пусть хоть картошку пожарят.
– И этого не умеют, – усмехнулся он. – Только одна девушка мне могла пожарить картошку.
– Попроси ее.
– Не могу, – нахмурился Юра. После короткой паузы он добавил: – Мы с ней расстались. Давно и навсегда.
– Я бы тебе пожарила, но, честное слово, уже некогда. Как-нибудь в другой раз. Юра, ты все-таки сходи к Пискунову.
– Пойду, пойду, – пообещал он.
Судя по всему, делать это ему совсем не хотелось. Да и я бы во второй раз не пошла к Аркадию Петровичу. Разговор с ним дался мне нелегко и оставил неприятный садок. Скорей всего, Юра действительно зазевался, следовательно, виноват. Меня смущало одно: слишком уж пострадавший был агрессивно настроен по отношению к виновнику. Я даже поймала себя на мысли, что Аркадий Петрович был рад тому, что так получилось. Хотя чему тут радоваться? Рука сломана, многочисленные ушибы, ссадины. Тут не радоваться надо, а зализывать раны.
